Мефодий Буслаев. Тайная магия Депресняка - Дмитрий Емец

Кикимор ностальгически вздохнул. Нос у него сделалсяпунцовым. Ушки тоже приятно порозовели. Ирка подумала, что не стоит искушатьсудьбу. Дав ей осенью слово, Антигон держался уже три или четыре месяца, однакоИрка чувствовала, что он на пределе. Еще немного и – новый загул.

– Только попробуй! – предупредила она кикимора. – Что тысмотришь на меня гриппозными глазками? Сейчас у кого-то будет сотрясениеотсутствующего мозга!

Антигон провоцирующе фыркнул:

– Ах, хозяйка! Вы только обещаете!

Ирка вспомнила о снегопаде, о котором упоминал Багров.Интересно, это правда, что через неделю одноэтажные дома окажутся под снегом?Можно представить, что станет с городом. Люди, как кроты, копошатся в спешновырытых узких тоннелях. В разрезе тоннеля лишь узкая полоска белесого неба, иснег все валит, валит… И что, интересно, предпринимает по этому поводу свет?

Неожиданно короткий стук в люк заставил Ирку замереть. Ктоэто может быть? Снова Багров? А если нет, то кто? Обычные люди не в состоянииувидеть «Приют валькирий». Для них он навеки останется пустым сгоревшимвагончиком, невесть зачем торчащим на столбах в чаще леса.

Стук повторился. Ирка оглянулась на Антигона. Правильноистолковав ее взгляд, кикимор скользнул к люку и замер с булавой наготове. Малоли кого из магов или темных стражей занесло к ним в этот час?

Ирка открыла. Кто-то резво влез по канату и остановился,отряхиваясь. К Ирке и Антигону он стоял спиной, занятый пока только борьбой соснегом.

Антигон, крякнув, занес булаву.

– Не надо! Погоди! – крикнула Ирка.

– Чего годить-то? По мне лучше бы тюкнуть для надежности! –огорчился кикимор.

Человек наконец повернулся к ним. Перед Иркой, весьоблепленный снегом, в нелепой полосатой шапке с помпоном, какую не встретишь ив рекламе препаратов от насморка, стоял Эссиорх. Он был небрит, глазавоспалены. Не обращая внимания на Антигона, он прошел мимо Ирки и устало рухнулв кресло. Кикимор, замерший с занесенной булавой, сообразил, кого он только чтоедва не огрел, и ужасно смутился. Чтобы как-то выйти из положения, Антигонсделал вид, что чешет булавой спину.

– Лопатки так и сводит, так и сводит. Уж и не знаю, чтотакое. Прям дерет! – забубнил он.

– Привет, Эссиорх! А где твой мотоцикл? – спросила Ирка,привыкнув, что они неразлучны, как сиамские близнецы.

– А… там! Теперь уж до весны… – хранитель неопределенномахнул рукой в пространство.

Ирка выглянула. Повсюду был лишь лес. «Там» – это могло бытьгде угодно. Чудо, что Эссиорх вообще сумел проехать. Снег все валил и валил. Казалось,деревья – единственное, что реально существует в этом белом безмолвном царстве.Они, как черные нитки, прошивали реальность, скрепляя ее.

– Матвей говорит, что снегопад магический и вызванартефактом. Снежинки какие-то не такие, – сказала Ирка.

Эссиорх настороженно взглянул на нее.

– Так и есть. Артефакт уже ищут. И наши, и комиссионеры. Нов этом снегу, сама понимаешь, все очень непросто, – сказал он.

– А что за артефакт?

– Постарайся обойтись без глупых улыбок: Мистический СкелетВоблы… Ну я же просил! Это не так смешно, как кажется.

Хранитель отрешенно выглянул в окно.

– Ты неважно выглядишь! – сказала Ирка.

– Это что-то меняет? – резко спросил Эссиорх.

Ирка растерялась.

– Нет.

– Тогда зачем об этом упоминать?

Эссиорх чихнул и, уставившись на ботинки, стал стучатьносками, отряхивая снег. Он был задумчив. Снегопад явно был не единственнойпричиной его волнений. Обычная взрослая история. Мелкие неприятности вытесняютсякрупными.

– Не слишком-то ты любезен, – заметила Ирка.

– Еще бы. Хорош добрый ангел! Устраиваю судьбы других и немогу устроить собственной, – сказал Эссиорх с кривой усмешкой. На его лице, какпоказалось Ирке, отразилось не страдание, а лишь старая привычка чувствоватьсебя фоново несчастным.

– А ты как хотел? Для добрых ангелов это типично. Ну так чтостряслось, если в порядке убывания трагичности?

– Лучше в порядке возрастания! Я простужен, сердит,поссорился с Улитой, и у меня скверные новости оттуда, – Эссиорх ткнул пальцемв потолок.

Проследив за его пальцем, Ирка увидела лишь паутину, и ейстало совестно вдвойне: за неспособность мыслить абстрактно и за лень. За двамесяца зимы она так и не удосужилась смести паутину. С другой стороны, ей быложаль паука. Чужой труд надо уважать.

– Человеческий мир втягивает меня, отсекая все высокое. Ещенемного, и я стану просто мотоциклистом, и интересы у меня будут как у среднегомотоциклиста: байк, пиво, девочки. И если данная культурная парадигма и будетподвергаться изменениям, то лишь в векторе элементарного количественногоувеличения трех упомянутых ценностных центров, – продолжал Эссиорх.

Ирка улыбнулась.

– Ну до настоящего мотоциклиста тебе еще далеко. В плане…м-м… культурной парадигмы.

– Ты действительно так считаешь? – с надеждой спросилЭссиорх, не замечая иронии. – Теперь вот с Улитой. Думаю, мне стоит с нейрасстаться.

– Погоди! Разве ты ее не любишь? – удивилась Ирка.

Эссиорх вздохнул так уныло, что паутина на потолке вздуласьи опала.

– Люблю. Ее нельзя не любить. Улита уникальна. Она самалекарство от самой себя. Сама ранит и сама же залечивает раны. Но это ничего незначит.

– Почему?

– Потому что я не могу сделать ее лучше. Не могу заставитьзабыть мрак и шагнуть к свету. Даже не могу вернуть ей эйдоса. А если так, тостоит ли продолжать такое общение?.. Это тупик.

Ирка взглянула на Антигона. Домовой кикимор слушал Эссиорхаоткрыв рот. На верхней челюсти поблескивали вампирьи клыки, невесть уж чьенаследство. Антигон любил умные разговоры, причем любил тем сильнее, чем меньшепонимал смысл.

– По-моему, ты усложняешь, – сказала Ирка, подумав, что тоже можно сказать и о ней самой. Смешно, что другим мы даем советы, которым неследуем сами.