Running Man. Как бег помог мне победить внутренних демонов - Чарли Энгл

За три года после моего откровения в Уичито я принял участие в марафонах в Джексонвилле, Де-Мойне, Пайкс-Пике, Далласе, Калгари, Гвадалахаре, Монтерее, Канкуне, Мауи, Гонолулу – и это неполный список. Я праздновал День благодарения во время марафона в Атланте; карнавал Марди-Гра на марафоне в Новом Орлеане, День святого Патрика на марафоне Шемрок в Вирджинии-бич, День патриотов в Бостоне. Если поблизости от того места, где прошел град и где требовались мои услуги, намечалось какое-то мероприятие, я обязательно в нем участвовал. И я оставался трезвым. В каждом забеге я заставлял себя держаться подальше от палаток с пивом, обычно стоявших на финише, и возвращался в свой номер, чтобы принять душ, переодеться и отправиться на собрание «Анонимных алкоголиков». Конечно, приходилось нелегко, но это была необходимая строгость к себе.

Дома я преодолевал милю за милей по широким тропам вдоль реки Чаттахучи или по одинокой трассе, проходившей по холмам над ней. Иногда я приезжал в парк Стоун-Маунтин и бегал сначала вокруг горы, а потом поднимался по крутой тропе на голую вершину. Пробежки помогали мне – а возможно и Пэм – сохранять здравомыслие.

Всякий раз я старался выкладываться на полную катушку. Я стремился к полному истощению сил, иначе начинал испытывать беспокойство. Я ничего не знал об ускорении, об анаэробном пороге, о периодических подъемах с передышками или о снижении нагрузок. В моем лексиконе не было слов «регулирование ритма». И мои результаты говорили об этой неосведомленности. Я выжимал из себя все в первые три четверти дистанции, а на последних милях ломался. Я чувствовал себя беспомощным – на меня словно налетал поезд усталости: горение мышц от молочной кислоты, свинцовые ноги, замедленные движения.

Чем чаще я бегал, тем больше меня заботили мои показатели. Я стал стремиться к тому, чтобы пробежать марафон менее чем за три часа. Я почти подошел к этому пределу, но всякий раз пересекал финишную линию на несколько минут позже. Особенно меня разочаровал марафон в Сан-Диего. Когда Пэм с Бреттом подошли поздравить меня, я думал лишь о том, что пробежал его за 3:01. Три часа и одна минута. Невероятно. Они радовались, а я кипел от негодования.

– Ветер дул в лицо, – сказал я. – Да еще этот огромный волдырь на пятке…

Бретт попросился мне на плечи, и я поднял его, продолжая сетовать на различные обстоятельства, помешавшие мне выполнить поставленную задачу.

Бретт похлопал меня по голове:

– Папа…

– Если бы я не стартовал ближе к концу группы…

– Папа!

– Надо было мне…

– Папа. Папа!

– Что такое? – спросил я строго.

– Папа, а тебе было весело?

– Весело? Ну да, я замечательно провел время.

Я сказал то, что он ожидал услышать. Но я знал, что это не так.

Я размышлял над словами Бретта, когда принимал душ, и еще позже, когда не мог заснуть. Может, я действительно что-то делаю не так? Я бегал как заведенный, будто выполняя обязанность, без мыслей и желания и уж точно без веселья. Я бегал, когда болел, и бегал после травм, как это бывало почти всегда. Бегал после двенадцати часов тяжелого физического труда – ремонта вмятин от града. В дождь и холод, в жару и при повышенной влажности, и все как бы для того, чтобы поставить себе галочку в этот день. Меня ужасала сама мысль о том, что можно пропустить тренировку. Если я позволю себе послабление, не означает ли это, что я не слишком серьезно отношусь и к своей трезвости? Не значит ли это, что моя сила воли дала трещину?

Но такой подход не работал. Мне нужно было найти удовольствие и вознаграждение в самом беге. Нужно было понять, какие приятные ощущения доставляет мне бег во время самого бега, а не после него. Настала пора внести поправки и разработать новый план – прислушаться к своему телу. Я начал чередовать легкие пробежки с трудными. Примерно рассчитал, на какой скорости смогу хорошо пробежать ту или иную дистанцию, и придерживался ее. Я даже позволил себе выходные. Перестал заботиться о том, преодолею ли трехчасовую отметку или нет. Если получится, то получится. Я и так извел себя, пытаясь покорить эту «высоту». Кроме того, у меня возникли и другие, более важные заботы. 29 ноября 1994 года на свет появился Кевин Энгл, спокойный и любопытный парень с самого рождения. Теперь у меня было двое сыновей, успешный бизнес, счастливая жена и более двух лет трезвой жизни.

Трехчасовой барьер я все же преодолел, хотя для этого и потребовалось более года. В октябре 1995 года я пробежал марафон Твин-Ситиз в Сент-Поле за 2:59:02 и тем самым прошел квалификационный отбор для сотого Бостонского марафона – мероприятия, принять участие в котором я мечтал. С тех пор я преодолевал этот барьер почти всякий раз. Я и в самом деле нашел нужный темп – благодаря тому, что позволил себе немного расслабиться.

Через несколько недель после забега Твин-Ситиз мне позвонил менеджер автоаукциона из Брисбена в Австралии. На его обширный парк машин обрушился сильный град, и он хотел нанять меня для ремонта. В конце ноября 1995 года, перед тем как Кевину исполнился год, мы с моей командой сели в самолет и отправились в лето.

На месте я сразу же нашел группу «Анонимных алкоголиков», а также начал тренироваться с бегунами, встречавшимися ежедневно в спортивном магазине. Однажды на доске магазина я заметил объявление, в котором говорилось о забеге по лесу на 5 километров. Звучало заманчиво – возможность побывать на природе, получить дополнительную футболку в свою коллекцию, посмотреть достопримечательности после забега и, возможно, даже впервые увидеть живьем кенгуру. Я оторвал полоску с указанием, как туда добраться, и сделал пометку в календаре.

В день забега я встал рано, чтобы за два часа доехать до Нананго. Мне казалось, что семь утра уж слишком требовательно для забега «ради развлечения», но вдруг у австралийцев так принято. Я не был против. Над сухими лугами с низкими кустами занимался рассвет. Я ехал по прославленной стране кенгуру и внимательно рассматривал все по обе стороны. Ни одного животного. Наверное, они еще спят.

И тут я увидел одного – прямо перед собой. Я нажал на тормоз, но слишком поздно. Раздался глухой удар. Остановившись, я включил аварийные фары и вышел, ожидая увидеть покалеченное сумчатое. И обнаружил слегка ошарашенного, но во всех других отношениях совершенно нетронутого кенгуру, взирающего на меня с укоризной.

Я извинился спокойным, как казалось мне, тоном и шагнул к нему. Он запаниковал, и я шагнул назад. Услышав шум в кустах, я оглянулся и увидел с десяток кенгуру, пересекавших дорогу. В свете мигающих фар они походили на танцующих диско инопланетян. Проследив за тем, как они прыгают вдаль, я обернулся к своей жертве. Кенгуру исчез.