Две дамы и король - Ольга Играева

— Извини, я устала, — сказала Регина. — Давай прекратим этот разговор. Нет ничего особенного в том, что я задержалась на работе, — с тобой тоже случается. А что касается звонка от доброжелателя — просто дурак какой-то хотел тебе и мне сделать больно… Забудь.

Но пока она переодевалась, заходила в ванную, пила чай, Игорь ходил за ней по пятам и задавал уточняющие вопросы, пытаясь поймать ее на противоречиях в ответах. Она понимала, что Игорь мучается — и еще больше мучается от того, что не в силах остановиться со своими расспросами. Но она не могла не раздражаться тем, что он не умеет переживать свое страдание в одиночку. Она бы, возникни у нее подозрения в отношении Игоря, поступила именно так.

Заснуть она не могла долго — думала о Губине.

Вспоминала прошедший вечер, как он сидел в кресле, курил и смотрел на нее. Лицо спокойное и чуть усталое, внимательные карие глаза… Курил он неторопливо и молча. Хотя он обладал взрывным темпераментом, когда курил — никогда не размахивал, как иные, сигаретой, не захлебывался речами, никогда судорожно и торопливо не затягивался…

Странная история у них с Губиным. Когда он купил издательство и впервые появился у них в конторе — тогда они и познакомились. Он собрал издательский совет, чтобы познакомиться с новыми сотрудниками. Они долгое время совершенно не воспринимали друг друга, если не сказать больше. Ее коробила его манера чуть что изъясняться матом — у них в издательстве было принято сохранять пристойность, хотя про себя и меж собой издательские мужчины — можно не сомневаться — свободно употребляли нецензурщину. Голос у Губина был мощный, низкий, густой, и если он кого-то распекал у себя в президентском отсеке — так называли его рабочие апартаменты в конторе, — все этажи имели удовольствие выслушивать эти жемчужины мысли народной.

У Регины был один недостаток, а в наших условиях, можно даже сказать, социальный порок: она не выносила мата, считала эти звуки злонамеренным загрязнением окружающей среды и ни от кого этой своей странности не скрывала — и от Губина тоже.

Он каждый раз преувеличенно акцентированно, но и со скрытым раздражением извинялся перед ней за каждое нецензурное слово, сказанное в ее присутствии, но она будто читала при этом его мысли. "Цаца?

Какие мы трепетные! Мы до сих пор не привыкли!

Я работаю, как мне удобнее, и мне плевать, кто что думает по этому поводу. Не нравится — двери открыты, никого не держу…" Но Регина эти его выпады игнорировала и мысленно же ему отвечала: «Вы думаете, это ваше издательство? Я отдала ему больше сил и времени, чем вы, уважаемый собственник! Уходите лучше сами…»

Их вялотекущая взаимная неприязнь однажды прорвалась как нарыв и перешла в фазу острого конфликта. Как-то, проходя по коридору, Регина снова услышала раскатистый губинский мат — он доносился из одного из кабинетов. Она заглянула в проем двери и сделала по этому поводу какое-то шутливое замечание — просто, чтобы обозначить свое присутствие и тем самым поощрить его к переходу на литературный язык. Но Губин, бывший почему-то на большом взводе, глядя ей в глаза, повторил все сказанное еще раз — с нажимом, сознательно смакуя каждое слово… Регина ничего не ответила, повернулась и ушла, но, перед тем как она удалилась, он увидел в ее глазах самое восхитительное бешенство.

Справедливости ради следует сказать, что в тот момент Губин был здорово поддат. Но сколько раз потом, вспоминая этот момент, Регина стискивала зубы — в душе у нее поднималась волна такой темной мутной ярости, что она зажмуривалась и несколько секунд уговаривала себя успокоиться.

За следующий год она не перемолвилась с ним и словом — ухитрялась избегать общения даже тогда, когда оно было необходимо по делу. Все деловые контакты с начальством она замкнула на директора издательства губинского зама Подомацкина, и он эту роль без лишних вопросов принял — наверное, догадывался, что между ней и шефом произошло небольшое «землетрясение». Но у него было правило — помогать дамам…

Как бы там ни было, прошло время — и Регина с Губиным помирились. Был какой-то такой момент…

Весенний светлый день, они в издательстве общими усилиями пропихнули выгодный контракт, который сулил благоденствие всем. В конторе царила эйфория, а Губину, когда он был в хорошем настроении, сопротивляться было невозможно. В обшей сумасшедшей суматохе они столкнулись у праздничного стола, распили по рюмке коньяку и заключили мир. И…

И после этого ничего не произошло. Он больше при ней не ругался и относился к ней с преувеличенным почтением. Но приблизиться не пытался…

Ночью Регина внезапно проснулась — из прихожей раздавались какие-то звуки. Она глянула на светящиеся цифры будильника — три часа с минутами.

Там кто-то был. Регина зажмурилась и лежала с закрытыми глазами, вся сжавшись и спросонок не понимая, что за звуки, кто там мог быть. В груди притаился холодный ужас, она замерла как ящерица, старающаяся прикинуться мертвой на ладони у поймавшего ее ребенка. Постепенно, пока текли секунды, а шорох не прекращался, она поняла, в чем дело: там, в прихожей, муж обыскивал ее сумку и карманы ее плаща.

Губина не было. «Спокойно, — мысленно приказал себе Олег. — Никакой мистики. Сейчас все разъяснится». Даже не краем глаза, а всей кожей он уловил какое-то движение и, еще не успев ничего сообразить, вдруг все увидел. Губин не исчез, а просто сполз по стене на пол и сейчас каким-то серым, большим и нелепым комком застыл где-то на уровне Олеговых колен. Взгляда его телохранитель не видел — можно было только понять, что шеф не может отвести глаз от содержимого лифта.

— Кира, — просипел он.

«Кира? Жена Губина? — удивился про себя Олег. — Да нет, он обознался или заговаривается…» Он снова заглянул в кабину лифта и увидел — ошибся он сам, а не Губин. Просто то, что лежало в лифте на полу, Олег никак не мог соотнести с Кирой Губиной, какой он ее помнил. Как и многие из знакомых этой пары, он не мог понять, как Губин ухитрился заполучить на всю жизнь такую женщину. Губин — неплохой, конечно, мужик, но ведь, с точки зрения баб, заурядный, задумывался Олег, будто и впрямь мог представить себе «точку зрения баб». Сказать, что Кира была красива, — это не интересно. Хотя можно было себе представить, от чего выпал в свое время в осадок несчастный Губин. В лице Киры было что-то восточное — высокие скулы, немного плоский нос, тонкие губы и при этом — голубые глаза. Дело не в этом. Она была лучше чем красива — она была значительна.

Всегда притягивала взгляд, хотя и невозможно было объяснить, чем и почему.

— Иди, звони в милицию, — бесцветным голосом произнес Губин.

Олег секунду поколебался.

— Вы в порядке?

Губин лишь тупо кивнул.

Олег сбежал по лестнице к будке консьержки — там был телефон. Перепуганная дежурная, пока Олег звонил, поднялась к Губину, заглянула в лифт и отшатнулась, крестясь. Они стали ждать милицию.

Пока добирались до нужного дома на милицейском раздолбанном «уазике», Вадим Занозин дремал.