В одно мгновение - Сьюзан Редферн

Мо сглатывает слезы и снова шевелит пальцами ног: к счастью, боль заглушает нахлынувшие чувства, иначе они свели бы ее с ума. Дядя Боб испытывает все нарастающее чувство вины. Он сидит рядом с тетей Карен и словно медленно закипает, нервничает все сильнее. Я вижу, что стыд, подобно кислоте, разъедает его, а затем ему на смену приходит ярость. Дядя Боб знает: Мо поняла, что он что-то натворил. Я вижу, как у него в голове как будто двигаются шестеренки. Если они выберутся отсюда – когда они выберутся отсюда, – правда вскроется, потому что Мо поняла. Он не подумал об этом, когда обдурил Оза, но теперь ясно все видит. Он сидит рядом с женой и дочерью, и ему остается лишь снова и снова думать о том, что будет, когда их спасут.

Мо растопила достаточно воды, и никто из них больше не хочет пить. На случай, если их снова будет мучить жажда, у них есть еще полкнижки и карты – печальное подтверждение того, что, сумей они сохранить спокойствие, воды хватило бы на всех – в том числе и на Бинго с Озом. День все тянется, и они мало-помалу свыкаются с жутким однообразием своего существования. Надежда на то, что их спасут до темноты, тает с каждой минутой. Мама и Кайл ушли утром. Если бы им удалось осуществить задуманное, помощь уже была бы здесь.

Все в фургоне смиряются с этой мыслью по-разному. Мо переживает за папу, утешает его, шепчет, что помощь уже близко. Он не отвечает. Он уже много часов не шевелится, даже не стонет. Натали смотрит в одну точку, ни о чем не думая, возложив все заботы о себе на своих родителей. Тетя Карен без конца о чем-то думает, но ни до чего не может додуматься. Мысль о том, что они проведут в фургоне еще одну ночь, пугает ее так сильно, что она лишь бормочет:

– Нам нужно отсюда выбраться. Может, разжечь костер? Нет, нам нужно беречь припасы. Может, кому-то пойти поискать Оза? Нет, нужно оставаться здесь. Нас найдут. Боже, мы не переживем еще одну ночь…

Раз в полчаса она стягивает с Натали сапоги и растирает ей пальцы на ногах, бормоча что-то про циркуляцию крови. Мне хочется, чтобы она заткнулась. Думаю, всем хочется, чтобы она заткнулась. Она все бухтит что-то себе под нос, но дядя Боб ей даже не отвечает: он думает о том, спасут ли их сегодня, о том, насколько гибельной может оказаться еще одна ночь на морозе, о сложном выборе, который придется делать. Я вижу, как он скользит взглядом по папе, по его теплой зимней куртке, шерстяной шапке, джинсам, зимним ботинкам.

Мо меняет позу и заслоняет ему вид.

– Нам нужно отсюда выбраться, – подвывает тетя Карен.

Дядя Боб не отвечает. Он уже раз пять объяснил ей, что уходить отсюда нельзя. Пятеро попытались, и ни один не вернулся. Дядя Боб – умный человек. В фургоне осталось пятеро из десяти выживших в аварии, и среди них он сам, его жена и дочь.

Идут минуты, близится еще одна адская ночь, всевозможные факторы и вероятности постоянно сдвигаются относительно друг друга, и дядя Боб снова бесстрастно переводит глаза на папу, на едва заметное облачко пара над его губами – единственное подтверждение того, что папа все еще жив.

Выбравшись на дорогу, мама и Кайл не вопят от радости. Они лишь на краткий миг останавливаются, дрожа от облегчения, и тут же идут вперед.

Теперь у них под ногами твердая земля, а руки больше не связаны шарфом, так что они ускоряют шаг. Раз в несколько минут мама достает телефон и проверяет, нет ли связи. Через двадцать минут экран наконец милосердно освещается – сеть есть, правда всего одна палочка, – и мама чуть не плачет от облегчения.

После этого события развиваются молниеносно. Уже через несколько минут их подбирает машина шерифа, а все подробности аварии передают в местные службы спасения. Помощник шерифа хочет отвезти маму и Кайла в больницу, но мама настаивает на том, чтобы он доставил их к месту, откуда будет координироваться спасательная операция. Кайл соглашается, уверяя, что он в порядке.

Поисковая база – парковка у санного парка – производит сильное впечатление. Здесь уже собралось с десяток машин скорой помощи, машины шерифа, джипы лесничих и не меньше полусотни людей в разной форме. Маму и Кайла ведут к ожидающей их скорой помощи, там их заворачивают в подогреваемые одеяла, дают по бутылке с водой. К ним подходит врач, который должен оценить их состояние.

Я смотрю, как он сначала обследует маму. У нее слегка обморожены пальцы рук, несколько пальцев на ногах и икры в тех местах, где снег и лед, набившиеся в угги, обморозили кожу. На поврежденные участки накладывают теплые компрессы, мамины ступни опускают в таз с теплой водой. Врач подозревает, что у мамы сломано несколько ребер, и рекомендует ей поехать в больницу и сделать рентген. Она мотает головой, снова просит его позвонить шерифу и узнать о ходе поисков.

Он звонит, вешает трубку, мотает головой и поворачивается к Кайлу. Тот терпеливо пьет воду и жует купленный ему чизбургер. Перед мамой тоже стоит пакет из Макдоналдса, но она к нему даже не прикасается.

Кайл откладывает чизбургер, снимает куртку и футболку. Я потрясенно выдыхаю. Мама в ужасе таращит глаза. Вся левая сторона тела у Кайла, от плеча до бедра, – это один огромный синяк, кожа в жутких сине-фиолетовых подтеках.

– Ай, – говорит Кайл с ироничной улыбкой, когда врач поднимает ему руку.

Я потрясена его геройством. Он выглядит так, словно его избили до полусмерти, но при этом он даже не думал жаловаться.

Мама сглатывает. Она и представить себе не могла. Она ни разу его ни о чем не спросила. Мальчик того же возраста, что одна из ее дочерей, попал в страшную аварию, а она даже не спросила, как он себя чувствует. Я тоже ни о чем таком не подумала. Только теперь, задним числом, это кажется нам совершенно невероятным. Я хочу сказать маме, что это нормально, напомнить, сколько всего ей и так пришлось пережить. Но я знаю, что, даже если бы она меня слышала, это бы не помогло. Сожаление – трудное чувство, с ним тяжело жить, но и избавиться от него никак нельзя, ведь сделанного не воротишь. От сожаления есть лишь одно лекарство – заблуждение: можно попытаться изменить свои воспоминания, представить происшедшее в каком-то ином, более приемлемом свете, но моя мама заблуждаться не способна.

– Вы в порядке? – спрашивает врач, заметив, как побледнела мама.

Она кивает и отворачивается, отгоняя мысли о будущем, в котором ее будет преследовать это воспоминание, и пытается сосредоточиться на кошмарном настоящем. Она молча молит: больше никаких сожалений.

– Тебе нужно в больницу, – говорит Кайлу врач. – Надо осмотреть синяки. Еще у тебя, кажется, вывихнуто плечо. Сустав встал на место, но, скорее всего, придется наложить повязку.

Кайл кивает и расслабленно пожимает плечами, словно ничего страшного не произошло, а потом самым будничным тоном говорит:

– Как думаете, кто-нибудь сможет меня подвезти?

– На улице стоит еще одна скорая, – отвечает врач.

Кайл морщится:

– Мне это дороговато обойдется.