Немой миньян - Хаим Граде

— Кто говорит? Мои враги, меламеды из реформированного хедера[38]?

Реб Тевеле продолжает до сих пор начавшийся лет сорок назад раздор с меламедами, которые расчесывали бороды, носили по субботам и праздникам цилиндры, изучали с детьми Танах[39], грамматику древнееврейского языка и поддерживали контакты с палестинофилами. Реформированный хедер развалился, часть тех меламедов в цилиндрах давно уже отправились в мир истины, другие доживают век в доме престарелых. Лишь некоторые из них все еще таскают свои отекшие ноги и изучают с чадами обывателей Пятикнижие с комментариями Раши или готовят гимназистов к бармицве[40]. Но реб Тевеле Агрес так и не простил им их былой грех открытия реформированного хедера. Он выступает также против новых талмуд-тор и религиозных школ «Явне».

— Ведь в школах «Явне» мальчики и девочки не учатся вместе, так почему же вы против? — спрашивают его.

Ширвинтский меламед громко смеется и начинает орать:

— А даже если мальчики и девочки не учатся вместе, то разве учитель в ермолке с подстриженной бородкой перестает быть от этого скрытым выкрестом? Если изучаются светские предметы, пишут и разговаривают на языке иноверцев, то учителя должны быть настоящими иноверцами. Еврей-учителишка, «морэ»[41], который вдалбливает детям иврит на иврите, обязательно либо явный, либо тайный выкрест.

Главным же образом реба Тевеле Агреса возмущали виленские раввины. Они, эти раввины, несут полную ответственность за упадок нынешнего поколения, потому что не наложили херема[42]на просветителей[43], уговоривших евреев посылать своих детей в этот якобы улучшенный хедер. Жил реб Тевеле Агрес у своих детей. Но хотя и его дети не пошли по пути праведности, старик утверждал, что молодое поколение не виновато: виноваты просвещенные меламеды. Они первыми сбросили с себя бремя еврейства. Ведь у их доктора Герцля трефная[44]борода. «Как это борода может быть трефной?» — спрашивали его, и он отвечал, что борода без пейсов — трефная борода. И даже борода с пейсами, коль скоро ее обладатель расчесывает ее щеточкой и бережет, чтобы на ней не было ни пылинки, ни крошки табака, такая борода — настоящая трефнина.

Даже с набожными обывателями из своего бейт-мидраша реб Тевеле ссорился из-за их разговоров, что нынешние школы им, мол, не нравятся, но говорить, что реформированный хедер вел к вероотступничеству, они тоже не будут. Когда старый меламед слышал подобные речи, он вставал из-за своего пюпитра и ревел, как медведь на задних лапах, раздирающий когтями передних кору дерева:

— Нет, реформированный хедер вел к вероотступничеству, потому что его меламеды устроили из Торы учителя нашего Моисея книжонку. Библейские истории они изучали со своими учениками, а не Тору Моисееву! А вы для них еще находите доброе слово? — И ширвинтский меламед перебрался в Немой миньян. Уж лучше сидеть среди изучающих Тору, чем среди обывателей, поддающихся на просветительскую ложь. В Немом миньяне реб Тевеле не видел вокруг себя евреев, которые посылали или собирались послать своих детей в новомодный хедер. Он не пускался в разговоры с аскетами, и они тоже к нему не совались. В Немом миньяне гостя не спрашивал, кто он и откуда, лишь бы он сидел тихо в своем уголку, погруженный в мир собственного воображения.

Ширвинтский меламед ждал своего дня. Чем старше он становился и чем меньше он мог договориться с окружающими, тем больше росла в нем уверенность, что раввины и виднейшие обыватели города еще придут к нему помириться и сказать: вы были правы, реб Тевеле, реформированный хедер стал дверью в ад. Все, кто вошел в эту дверь, скатились на нижнюю ступеньку ада и потащили за собой других. Настанет день, и виленские раввины будут еще каяться: «Мы согрешили против вас, реб Тевеле, мы, мы виновны! В то время как вы, реб Тевеле, плакали и кричали, что просвещенные меламеды приведут дело к вероотступничеству, мы полагали, что это спор между конкурентами, и не вмешивались. Теперь-то мы видим, что вы вели спор во имя царствия небесного, реб Тевеле, и что просвещенные меламеды занимались с еврейскими детьми без хворостины и без указки, пока не выучили их быть большевиками». Вот так будут говорить ему виленские раввины и виднейшие обыватели: «Мы согрешили против Владыки мира и против вас, реб Тевеле, мы совершили предательство по отношению к Владыке мира и к вам, реб Тевеле».

Но ждать, пока к нему придут, и бездействовать не годится. Того гляди разрушится весь дом Израилев, Боже упаси. Надо выходить на улицы и кричать: «Кара-аул! Горит пожар вероотступничества!» Проповедником, вещающим со ступеней священного ковчега, реб Тевеле не был. Препираться с отдельными обывателями ему надоело. Он принялся писать воззвания и вешать их в Синагогальном дворе, под солнечными часами. Евреи на Синагогальном дворе видели, как низенький трогательный старичок с пожелтевшей от никотина седой бородой и здоровым, потным, словно только что и из бани, лицом наклеивает объявление на доску под солнечными часами и быстро топает прочь. Люди чувствовали волнение, читая написанное: «Евреи! Городской эрув[45]разрушен. Не позволяйте членам вашей семьи совершить тяжкий грех, принося в субботу чолнт из печки пекаря. Виновен реформированный хедер, он разрушил этот мир. От меня, малого и недостойного Тевеле Агреса, прозванного „ширвинтским меламедом“».

— Какое отношение имеет разрушенный эрув к реформированному хедеру? — удивлялся какой-то еврей, а другой удивлялся и того больше: — Еще мой отец, мир праху его, учился у ширвинтского меламеда. Разве он еще жив?

В другой раз реб Тевеле Агрес обнародовал целую статью в стиле проповеди: «Братья мои и ближние мои! Дело идет к Девятому Ава, и евреи будут оплакивать разрушение Храма. Спрашивается, почему мы не плачем о всех прочих еврейских бедах со времен разрушения Храма? Объяснение в том, что эти беды происходят от разрушения Храма. То же самое и с реформированным хедером. Распутство еврейских девушек, трефные мясные лавки, нарушение субботы, а также несоблюдение законов ритуальной чистоты в семейной жизни — все это следствие первого отступления от Торы, то есть реформы хедера».