Что такое наука, и как она работает - Джеймс Цимринг

Из этих соображений никоим образом не следует, что зеленое яблоко является более сильным доказательством гипотезы о черных воронах, чем сами черные вороны; они просто говорят о том, насколько дешевы подтверждающие доказательства и сколько вещей можно доказать таким способом. Согласно пояснениям Хемпеля, зеленое яблоко не только доказывает, что все вороны черные, оно доказывает, что все вороны желтые, все вороны синие, все автобусы бледно-лиловые, все самолеты оранжевые и т. д. Существует ряд решений парадокса ворона, а также его подробный философский анализ, выходящие за рамки данной книги. Однако у философов нет единого мнения о точном смысле и значении парадокса ворона, а также о том, является ли это парадоксом вообще.

Тем не менее если бы мы могли наблюдать абсолютно все нечерные объекты во Вселенной и ни один из них не оказался бы вороном, то любой существующий ворон должен был бы быть черным (то есть все вороны действительно черные). Поскольку Вселенная содержала невероятно много объектов на протяжении огромного промежутка времени, наблюдение зеленого яблока — лишь бесконечно слабое доказательство того, что все вороны черные, но тем не менее это действительно доказательство. Другой вопрос — насколько важны бесконечно слабые доказательства. Рассуждения Хемпеля на самом деле отражают идею, что Вселенная является концептуально взаимосвязанным местом и что невозможно создать гипотезу об отдельном объекте, не делая утверждений обо всех объектах. Это критически важный и глубокий момент, который необходимо иметь в виду при рассмотрении «целостного» научного подхода, который и является целью данной главы.

Актуальность примера Хемпеля не следует недооценивать, поскольку практикующие ученые на самом деле делают именно то, о чем Хемпель говорил все время, особенно сегодня, когда становятся все доступнее невероятные вычислительные мощности и огромные объемы данных (так называемые «большие данные»). Эта область исследований получила название «наука о данных», и сейчас она активно развивается и определяет свои рамки. Например, в настоящее время предпринимаются попытки найти генетическую причину многих заболеваний. Говоря упрощенно, исследователи секвенируют ДНК людей, которые страдают определенным заболеванием, и ДНК людей, у которых такого заболевания нет, и пытаются найти генетические элементы, которые всегда присутствуют при наличии болезни и никогда не встречаются при ее отсутствии (Во многом это практическое применение методов Джона Стюарта Милля). Во многих случаях ответы сложнее, чем просто «да» или «нет», поскольку многие гены вносят свой вклад сложным небинарным образом.

При этом, как уже было сказано, если ограничить систему доказательств предположением, что причина болезни кроется в последовательности ДНК, и суметь исключить каждый ген, кроме одного, то можно считать оставшийся ген наиболее вероятной причиной болезни. Другими словами, это эквивалентно наблюдению всех нечерных объектов во Вселенной, констатации того, что ни один из них не является вороном, и заключению, таким образом, что все вороны черные, — но никогда не видя ворона. Такой подход требует множества исходных предпосылок, которые могут быть изначально неверными, включая ошибочно заданные границы закрытой системы, однако он становится все более востребованным в научных исследованиях.

Учитывая, что Вселенная как минимум слишком обширна для людей, чтобы наблюдать в ней все объекты, мы никогда не сможем получить никаких доказательств путем поиска подтверждений за пределами закрытых систем. Тем не менее предположение о закрытых системах является важной частью научной практики. Ученые стремятся сделать любую идею проверяемой, но это влечет за собой один из источников ошибок в научных рассуждениях — иногда предположение о закрытой системе оказывается неверным. Тем не менее с учетом этой уязвимости научное мышление в стиле парадокса ворона может послужить источником доказательств, которые столь же нелогичны, сколь и мощны.

Если и есть какой-нибудь научный философ, о котором знают все современные практикующие ученые, так это Карл Поппер. Если коротко, Поппер сказал, что хотя невозможно предоставить убедительное доказательство гипотезы, ее можно убедительно опровергнуть, и именно эта практика помогает отделить науку от ненауки. Невозможно доказать, что все вороны черные, наблюдая одного черного ворона за другим (или одно зеленое яблоко за другим), потому что окружающий мир не является замкнутой системой, и невозможно наблюдать всех воронов, все яблоки или что-то еще; однако достаточно найти единственного ворона, который не является черным, и это убедительно опровергнет гипотезу о том, что все вороны черные. В то время как попытка доказать гипотезу всегда сопряжена с проблемами индукции, опровержение гипотезы («фальсификация» по словам Поппера) носит дедуктивный характер и, как таковое, не страдает проблемами индукции. Мы можем опровергать гипотезы и исключать их. Что касается гипотез, которые мы считаем правильными, они никогда не доказываются, а скорее «укрепляются» неудачными попытками их опровергнуть. Чем дольше нам не удается их опровергнуть, тем больше они укрепляются[46].

Идеи Поппера прочно вошли в жизнь профессиональных ученых. Действительно, многие академические и профессиональные ученые признают, что гипотеза не может быть доказана (хотя на первый взгляд может показаться, что у них нет такого согласия)[47]. Из тех, кто признает, что гипотезы не могут быть доказаны, большинство заявит, что они могут быть уверенно опровергнуты и что стремление опровергнуть гипотезу — самый верный способ двигаться вперед[48]. Действительно, идея опровергнуть гипотезу, чтобы не тратить время и ресурсы на ее развитие, лежит в основе исследовательских грантов, статей о науке и рассказов академических ученых о своей работе. Это одна из отличительных черт, которую часто приписывают научному методу. Альберту Эйнштейну приписывают знаменитую цитату: «Никаким количеством экспериментов нельзя доказать теорию; но достаточно одного эксперимента, чтобы её опровергнуть»[49].