Сущность зла - Лука Д'Андреа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это смешно, — возмутился я.
— Так принято, — холодно ответил он.
Я подчинился, чувствуя себя полным идиотом.
Театральным жестом Крюн вытащил хронометр и стал следить за представлением.
Оно длилось больше минуты. Проезжавшие мимо автомобили притормаживали, и, несмотря на рокот моторов, я мог расслышать шуточки, которыми обменивались сидевшие в машинах. Наконец Крюн удовлетворенно кивнул.
— Вы не пьяны, господин Сэлинджер.
— Могу я вернуться в машину?
— Вы можете выслушать меня. Потом поедете своей дорогой. Если вам все еще захочется ехать туда, куда вы ехали.
Я промолчал.
Крюн надвинул на лоб каскетку.
— На этой дороге предел скорости шестьдесят километров в час. Меньше чем через километр, за тремя поворотами, начнется так называемая населенная зона. Там допустимый предел скорости — сорок километров в час. Вы слушаете, господин Сэлинджер?
— Спасибо за информацию. Я сохраню ее в сердце своем.
— Соблюдая допустимую скорость, вы доберетесь до минимаркета Алоиза за двенадцать минут. Может быть, за тринадцать. Вопрос: оно того стоит?
Я вздрогнул.
От командира Крюна не укрылось мое изумление.
— В Зибенхохе не бывает тайн, господин Сэлинджер. Не для меня. Не для шерифа. — Он сделал шаг мне навстречу. — Знаете, почему я вас остановил, господин Сэлинджер?
— Давайте выкладывайте.
Крюн потер подбородок.
— Я узнал о размолвке, о дискуссии на повышенных тонах, которая состоялась сегодня между вашей женой и госпожой Вальднер. Размолвке, в которую оказался вовлечен также господин Алоиз, владелец магазинчика в нашей деревне. Ничего такого, поймите меня правильно. Только вот когда я увидел, как вы едете в деревню, не то чтобы на полной скорости, но, как я зафиксирую в протоколе, на скорости предельно допустимой, я подумал: а вдруг вы почувствовали настоятельную потребность поквитаться. А это, господин Сэлинджер, совсем нехорошо.
— Я просто хотел кое-что разъяснить.
— Не морочьте мне голову: я не так прост. Я все о вас знаю. — Тут он осекся, голос его задрожал. — Все, что вы сделали. Там, внизу.
Острая боль в затылке. Ледяная игла.
— И что же я такого сделал?
Крюн прикоснулся к своему значку.
— С точки зрения уголовного кодекса — ничего криминального.
— А что, — спросил я, — существуют другие точки зрения?
В форме он там или нет, я уже был готов наброситься на него. Он, вероятно, это понял и заговорил не в таком омерзительном тоне. Добрый дядюшка явился снова.
— Мы друг друга не поняли, господин Сэлинджер. Ведь так?
— Да, — пробурчал я: адреналин все еще бушевал в моих венах.
— Я не хочу, чтобы вы себя чувствовали здесь чужим. Вы зять старика Майра. Вернера в Зибенхохе очень уважают, и мы счастливы, что Аннелизе решила немного пожить у нас. К тому же у вас прелестная дочка. Фрау Гертруда, библиотекарша, просто обожает ее. Говорит, что никогда не видела такой развитой девочки.
— Благодаря всему этому я могу сойти за местного?
— Скажем, вы чуть-чуть этого уровня не достигаете. Но ценитесь гораздо выше, чем обычный турист. Понимаете, о чем я?
— Нет, — отрезал я.
— Буду с вами откровенен, именно имея в виду ваш статус… почетного гостя. В Зибенхохе то и дело дерутся. То и дело. И моя задача — не просто посадить в холодную какого-нибудь пьяницу или позвать врача, чтобы тот его подлатал. Моя задача — избегать проблем. Предотвращать их. По крайней мере, я так думаю. — Немного помолчав, он продолжил: — Я знаю, что люди говорят о вас. Особенно после того, что случилось на горе Ортлес. Но это одни разговоры.
— Вы в этих разговорах принимаете участие?
Добрый дядюшка покачал головой:
— Это не важно, господин Сэлинджер. Здесь и сейчас — не важно. Будь ваша воля, вы давно бы уже врезали мне по яйцам. Думаете, я слепой? Вы вне себя от бешенства. Сейчас для меня важно, чтобы вы вернулись домой. Выспались бы хорошенько и забыли о болтовне двух стариков, которым больше нечего делать целыми днями, как только сплетничать. Не обращайте внимания. Не надо соглашаться с ними.
— Соглашаться?
— В моей работе нужно быть немного психологом, господин Сэлинджер. Одними мускулами ничего не добьешься. И психолог, который живет во мне, говорит, что если кто-то направляется на предельно допустимой скорости к торговой точке, принадлежащей человеку, высказавшему о нем некое нелестное суждение, то это суждение, вероятно, его так или иначе задело. Если вы, Сэлинджер, поколотите человека, который, хоть это и не видно на первый взгляд, на десять лет старше вашего тестя, это утешит вас на короткое время, но в конечном итоге подтвердит правоту Алоиза, да и многих других людей здесь, в Зибенхохе.
Хотя сама мысль об этом страшно возмущала меня, в глубине души я знал, что так оно и есть.
Да, я себя ощущал убийцей. Поэтому хотел пойти к тому сплетнику и задать ему хорошую трепку. Не из-за слез Аннелизе, не из-за Клары, как я себе твердил весь день, но потому, что я чувствовал: эти сплетни не лишены основания. Я бы выплеснул на него ненависть, которую испытывал исключительно к себе самому. Поведение труса.
Я стал себе самому противен.
Глубоко вздохнул. Уровень адреналина упал.
Вглядевшись в Крюна, я увидел его в истинном свете. Человек в форме, который всячески старается избежать неприятностей.
— Вы молодец: я теперь понимаю, почему вас зовут «командир Крюн». Вы правы, — признал я. — Мне бы хотелось угостить вас пивом как-нибудь на днях. Судя по всему, я ваш должник.
Командир Крюн заметно расслабился. Протянул мне руку:
— Зови меня Макс. Ничего ты не должен мне, это моя работа.
— Спасибо, Макс. Ты по-прежнему зови меня Сэлинджер, так даже жена ко мне обращается, — улыбнулся я.
4
Я уложил Клару, почитал ей сказку, поцеловал Аннелизе, погруженную в какую-то телевизионную мелодраму, и попрощался, сказав, что обещал Вернеру разгромить его в шахматы. Надел пиджак и вышел, чтобы дослушать до конца историю о том, что случилось 28 апреля 1985 года.
Падал снег.
1
Вельшбоден встретил меня умиротворяющим запахом пылающих дров и табака. Вернер налил мне стопку граппы, настоянной на травах, а я угостил его сигаретой.
— Буря над Зибенхохом, — напомнил я. — Если ты не передумал рассказывать.
— Последнее, что ты должен узнать, прежде чем я начну рассказ о бойне. Самозарождающиеся грозы невозможно предсказать. Даже сегодня, со всей электронной чертовщиной в нашем распоряжении, мы знаем только, что пойдет дождь и разразится порядочная гроза. Насколько ужасной будет буря, узнать нельзя. Поэтому они отправились в поход.