Джек Ричер, или Личный интерес - Линкольн Чайлд

– Вы американец?

Кивнув, я сказал:

– Я полагал, что британец прибудет раньше.

– Нет, потому что я вылетел посреди проклятой ночи. – Он протянул руку. – Евгений Хенкин. Рад встрече с вами, сэр. Вы можете называть меня Юджин. Что и будет прямым переводом. Или Джин, если вам так больше нравится.

Я пожал его руку.

– Джек Ричер.

Он сел слева от меня.

– И что вы сумели понять из всего этого дерьма?

У него была хорошая дикция и нейтральный акцент. Не британский и не американский. Нечто универсальное. И он говорил очень свободно.

– Я полагаю, что либо у вас, либо у меня, либо у британцев возникла серьезная проблема.

– Вы из ЦРУ?

Я покачал головой:

– Нет, я бывший военный полицейский. Однажды я арестовал одного из стрелков. Вы из ФСБ или из СВР?

– СВР, – сказал он, что значило Sluzhba Vneshney Razvedki. Как ЦРУ, или DGSE[7], или МИ-6 в Великобритании. – Но на самом деле мы всё еще КГБ. Старое вино, новые бутылки.

– Вы знакомы с Дацевым?

– Можно сказать и так.

– Насколько хорошо вы его знаете?

– Я был его куратором.

– Он работал на КГБ? Мне сказали, что он служил в армии. Советской, потом российской.

– Ну, технически – да. Возможно, там ему платили. В тех редких случаях, когда такое случалось. Но парню, который настолько хорошо стреляет, лучше работать на кого-то другого.

– И что делать?

– Убивать тех, на кого мы указывали.

– Но в последние годы он перестал на вас работать?

– Вы следите за европейским футболом? – спросил Хенкин.

– Немного, – ответил я.

– Лучшим игрокам достаются самые выгодные предложения. Они месят грязь в маленькой деревушке, а на следующей неделе получают миллионы в Барселоне, Мадриде, Лондоне или Манчестере.

– Дацев получил выгодное предложение?

– Он утверждал, что у него их полно. Он разозлился на меня, когда я не смог предложить ему таких же денег. А потом исчез. И теперь мы расхлебываем эти проблемы.

– Насколько он хорош?

– Он великолепен.

– Он любит использовать патроны пятидесятого калибра?

– Всякому овощу свое время. На такой дистанции – конечно.

Я промолчал.

– Но я не думаю, что это он, – сказал Хенкин.

– Почему?

– Он бы не согласился на проверку. Ему нечего доказывать.

– И кто же это, по-вашему мнению?

– Думаю, ваш парень. Ему есть что доказывать. Он пятнадцать лет просидел в тюрьме.

Я услышал, как звонит сотовый телефон, и стал ждать, когда Хенкин вытащит его из кармана и ответит, но он этого не сделал, и я понял, что звонит телефон, который мне дала Скаранджелло, лежащий в кармане у меня.

– Вы один? – сказала она.

– Нет, – ответил я.

– Нас может слышать кто-то еще?

– Вероятно, три разных правительства.

– Только не этот телефон, – сказала она. – Тут можете не беспокоиться.

– Что я могу для вас сделать?

– Со мной только что связался О’Дей. Готовы хроматографические тесты фрагментов, которые вы привезли из Арканзаса.

– И?..

– Это другие пули. Не бронебойные. Однако сопоставимого класса. Их специально обработали для достижения более высокой точности.

– Американское производство?

– К сожалению.

– Каждая стоит шесть долларов. О’Дей отследил деньги?

– Этим занимается ФБР. Но новость хорошая? В целом?

– Могло быть хуже, – сказал я, заканчивая разговор и убирая телефон в карман.

– Что делают американцы по шесть долларов за штуку? – спросил Хенкин.

– Похоже на начало анекдота, – сказал я.

– И какова его развязка?

Я не ответил – к нам подошел тот же пожилой официант, и Хенкин заказал кофе и белые булочки с маслом и абрикосовым джемом. Он свободно говорил по-французски, но по акценту я не смог уловить, где он учился. После того как официант ушел, Хенкин снова повернулся ко мне.

– Как поживает генерал О’Дей?

– Вы его знаете? – сказал я.

– Я знаю о нем. Мы все о нем знаем. Более того, мы его изу-чали. В буквальном смысле, в классе. Он был примером для подражания в КГБ.

– Я не удивлен. У него всё в порядке. Он не меняется.

– Я рад, что он вернулся. Уверен, что и вы рады.

– А разве он уходил?

Хенкин скорчил гримасу, которая не означала ни да, ни нет.

– Мы пришли к выводу, что его карьера на излете. Периоды сравнительной стабильности плохо отражаются на таком старом солдате. А подобные вещи напоминают людям о нем. Всегда есть что-то хорошее в плохом.

Следующий черный «Ситроен» преодолел хаос пешеходов и свернул в переулок. Водитель впереди, пассажир сзади. Он остановился возле зеленой двери и немного помедлил.

Вас ждут, месье.

Из машины вышел коренастый мужчина лет сорока или сорока пяти, загорелый, с короткими светлыми волосами и грубоватым квадратным лицом. Он был одет в синие джинсы, свитер и короткую штормовку, на ногах коричневые замшевые ботинки; возможно, такие носят английские военные в пустыне. Машина уехала, он бросил взгляд на зеленую дверь, повернулся, посмотрел по сторонам, потом пересек улицу и сразу направился к нам.

– Ричер и Хенкин, верно?

– Вы хорошо информированы, – сказал Хенкин, – если вам известны наши имена.

– Мы стараемся изо всех сил, – сказал британец.

Мне он показался уроженцем Уэльса – говорил немного нараспев.

– Беннетт, – сказал вновь прибывший и протянул руку. – Рад знакомству. Не стану называть свое имя. Вы не сможете его произнести.

– И как оно звучит? – спросил я.

Он издал гортанный звук, словно шахтер с серьезным легочным заболеванием.

– Хорошо, будем называть вас Беннетт. Вы из МИ-6?

– Если вам так больше нравится. Во всяком случае, именно они оплатили мой билет. Однако сейчас все стремительно меняется.

– Вы знаете вашего парня – Карсона?

– Мы много раз встречались.

– Где?

– Здесь и там. Я же говорил, все сейчас стремительно меняется.