Код розенкрейцеров - Алексей Атеев

– Ничего я не думал! – буркнул Олегов.

Больше не разговаривали, но Коломенцев не сошел на следующей станции, чего, откровенно говоря, Егор желал достаточно сильно. Они в молчании доехали до Забудкина, так же молча вышли на щебеночную насыпь и зашагали в ногу, словно два бойца. Бедняга Егор совершенно растерялся, он вовсе не знал, как себя вести в подобной ситуации, а гордый потомок нижегородских мукомолов на попятную не шел и голоса не подавал.

Наконец плечом к плечу домаршировали до егоровской дачи. Дети первыми увидели отца, когда он только подходил к дому. Не обращая внимания на незнакомого человека, они подскочили к Егору, почти вырвали из его рук сумки и, поминутно заглядывая в них, потащили в дом.

Во дворе жена варила на керосинке варенье. По случаю жаркой погоды и уединенности места она была облачена в весьма живописный халатик, застегнутый всего лишь на две пуговицы. Прелести были открыты для всеобщего обозрения.

Олегов считал, что жена у него красивая. И действительно, невысокая пухленькая Людмила с миловидным лицом и чуть раскосыми темными глазами нравилась мужчинам. Олегов, особенно в первые годы их совместной жизни, никак не мог понять, почему она вышла за него замуж. Однако задать этот вопрос он не решался, опасаясь услышать нечто в высшей степени обидное.

Коломенцев без всякого стеснения пялился на сверкающие на солнце ослепительно белые бедра Людмилы. Егор заметил это и даже побледнел от злости: вот гад, а еще воспитанием кичится.

Жена подняла глаза на вошедших, ойкнула и запахнула халат. Она вопросительно посмотрела на мужа.

– Товарищ Коломенцев, – со всей возможной для него холодностью отрекомендовал гостя Олегов, – приехал по делам совсем ненадолго.

– Игорь Степанович, – в свою очередь представился гость, галантно поцеловал ручку Людмиле, чем заставил ее покраснеть, потом достал из небольшого саквояжа две плитки шоколада и вручил их смущенным детям. Он так ловко и непринужденно расположил к себе семейство, что Олегов просто диву давался. Через пятнадцать минут во дворе царило невиданное веселье. Куда делся чопорный немолодой господин! Коломенцев шутил, смеялся сам и заражал смехом окружающих, вскоре даже Олегов чуть оттаял и стал улыбаться. Дети не отходили от веселого дяди Игоря, а он показывал им какие-то фокусы, рассказывал старшему сыну, как сделать настоящий индейский лук – одним словом, вел себя так, словно был знаком с семейством Олеговых вечность.

Наконец, когда все немного успокоились, Егор решил довести дело до конца. Он притащил из дома сундучок, достал из него тетради, книги и вручил все это Коломенцеву. Тот с видимым почтением перелистал пухлые тома, мельком заглянул в тетрадки и вопросительно посмотрел на Егора.

– Можете забрать себе, – сказал тот.

– Я вам все верну.

Егор промолчал.

«Можешь и не возвращать», – подумал он. Коломенцев бережно уложил книги и тетради в свой саквояж.

– Ну, орлы, – сказал, обращаясь к детям, – и вы, мадам, – повернулся он к Людмиле, – я отбываю. Рад бы веселиться и резвиться с вами дальше, но ждут дела. Ах, как жаль покидать столь чудное обиталище!

– Оставайтесь! – закричали наперебой дети.

– До поезда еще два часа, – заметила жена, – пообедайте с нами.

Олегов вновь почувствовал укол ревности.

И ведь уговорили! Скоро все сидели за обеденным столом и уплетали жареные грибы с картошкой и пирожки с луком и яйцами.

И тут Коломенцев во всей красе продемонстрировал светское воспитание. Вначале он рассказал, какую огромную клубнику выращивают в Бразилии, мельком упомянул про амазонские джунгли, где ему якобы случалось бывать, вспомнил про белые ночи на фьордах в Швеции. При этом он перешел на вкрадчивый шепот, рассказывая о купаниях в молочной мгле. Слушая его, Людмила разрумянилась, глазки ее блестели, словно от выпитого вина. Она засыпала нового знакомого вопросами. Егор индифферентно молчал, желая только одного: чтобы этот престарелый фат побыстрей убрался восвояси.

Наконец гость взглянул на часы, поднялся и стал сердечно прощаться.

Олегов вспомнил про найденные в сундучке квитанции почтовых отправлений с адресом. «Отдам-ка ему», – подумал он, сходил в дом и вернулся с маленьким бумажным сверточком.

– Вам, – протянул он квитанции Коломенцеву.

– Что это?

– Квитанции почтовых переводов. Нашел среди бумаг. Автор записок, видимо, посылал кому-то небольшие суммы. Возможно, ваше любопытство пойдет дальше прочтения тетрадей.

– Весьма благодарен и за это тоже. Надеюсь, мы еще увидимся?

Олегов кисло сказал, что вполне вероятно.

– Приезжайте! – в один голос подхватили жена и дети.

– Очень возможно, – пообещал Коломенцев.

Сопровождаемый Егором, гость двинулся к выходу.

– Надеюсь, вы на меня не очень обиделись? – вполголоса поинтересовался он.

– Да вроде бы не за что, – попытался отшутиться Олегов.

– Притворяться вы не умеете. И все же прошу прощения. Однако хочу заметить. У каждого человека есть право на собственное мнение. Я немолод, достаточно повидал, и, позвольте вас уверить, значительно лучше, если удается сразу составить мнение о человеке. Звучит, конечно, банально, однако соответствует сути. А что касается тетрадей, вы даже не представляете, насколько они интересны для знатока. Для меня то есть. Еще раз прошу извинить. – И он протянул Егору руку.

Тот, хоть и без особого жара, охотно пожал ее, надеясь, что больше они не увидятся. На том и распрощались.

– Какой приятный человек, – заметила жена сразу после ухода гостя. – Где, интересно, ты с ним познакомился?

Олегов от нечего делать стал рассказывать об обстоятельствах своего знакомства с Коломенцевым, потом вкратце пересказал услышанное в поезде.

– Сразу видно: не наш Ванька! – прокомментировала Людмила.

– Он мне не понравился, – высказал свое мнение Егор. – Чопорный, манерный… И, кажется, лицемерный.

– Не знаю, не знаю… – насмешливо протянула жена. – По-моему, напраслину возводишь на человека. Привыкли вы там, на своем историческом факультете, на каждого штампы ставить. Вполне приличный дядька. Жаль, что не молод.

– Что это значит?! – вскинулся Егор.

– Да ничего особенного, – спокойно ответила Людмила и вернулась к варке варенья, а вконец расстроенный Егор некоторое время слонялся по двору, а потом завалился спать.

Почти в самом центре Москвы, среди путаниц улочек и переулков стоял не очень большой двухэтажный, в псевдоклассическом стиле, дом с четырьмя колоннами. Скорее всего некогда в доме обитала дворянская фамилия, так сказать, «средней руки».

В конце 50-х подобных строений в Москве имелось значительно больше, чем сейчас. Реконструкция столицы еще в полной мере не коснулась их. Возле входа в здание на стене висела скромная табличка «Лаборатория по исследованию ассоциативных реакций». Особнячок стоял в глубине двора, заслоненный от улицы солидным серым пятиэтажным зданием, построенным скорее всего в конце 30-х годов и напоминающим увеличенный в сотни раз строительный шлакоблок. Вокруг псевдоклассического домика располагались остатки не то парка, не то сада: громадные липы и буйно разросшиеся кусты сирени. Несколько одичавших яблонь дополняли картину. Если бы, скажем, любопытствующий прохожий вдруг остановился перед домиком с колоннами, заинтересовавшись непонятным названием учреждения, и заглянул бы внутрь, то он в лучшем случае был бы остановлен немногословным вахтером и вежливо выпровожен вон. Но случайных прохожих здесь отродясь не бывало.