Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев

– Ну, есть и у нашей работы достоинства. С вольной девкой, за такое, – Гаука повернулся назад и ущипнул связанную пленницу за грудь. – платить бы мне виру в десять золотников серебра. А с этими, лишь бы товарный вид не испортить, а так, делай, что в голову придет.

Следующее, что пришло ему в голову, была стрела, вошедшая в мозг сквозь правое глазное яблоко. Вторая стрела из того же лука прострелила шею еще одному налетчику, не успевшему даже крикнуть. Тинд успел-таки закричать: «Заса…» – но тут еще одна стрела, намного длиннее первых двух, сквозь меховой полушубок и кольчугу пригвоздила его к возилам.

– Я тебе говорила, что из наборного лука двух завалю, пока ты со своим тисовым с одним будешь возиться? – торжествующе сказала Аса, высматривая следующую цель.

– Зато попробуй из наборного попасть в этих пакостников со снеккара, пока сюда не прибежали, – Хельги прикинул упреждение на даль, на ветер, на движение, и пустил стрелу. Спустя короткое, но ощутимое, время, один из работорговцев, бежавших от пристани к потайному пути через лес, запнулся и упал, пораженный в бедро. Остальным участникам налета тоже пришлось солоно – из леса на лыжах выбежали ватажники, отталкиваясь копьями, кинули копья, которыми уложили еще четверых, сбросили лыжи, и пошли орудовать мечами и топорами. Хельги схватил копье и спрыгнул с ветви дерева, на которой он стоял – в суматохе у двух возил, где налетчики везли более ценных или более слабых пленников, он опасался попасть в своего. Неравные в начале засады силы снова стали неравными, но уже с перевесом нападавшей стороны. Два последних оставшихся в живых пакостника со снеккара бросились было бежать обратно к причалу, но первого из них остановил топор, брошенный Карли, а второго – стрела Асы.

– Мне что ж, никого не оставили? – Хельги крутанул копьем, лезвие которого с гудением рассекло холодный воздух.

По взрытому снегу здесь и там расползались темные пятна вокруг трупов налетчиков и работорговцев. Олени, впряженные в возила, фыркали и воротили от мертвецов морды.

– Гнупа, жлоб, нам трехсот пятидесяти марок пожалел? – спросил у Хельги Тинд, так и полувисевший на стреле побоку возил.

Ламби замахнулся на Тинда топором, но Хельги поднял руку. Тинд закашлялся, плюнул кровью на снег, и продолжил:

– Сколько ж он тебе обещал, чтоб нас извести?

– Гнупа, говоришь? Этого не убивать. Виги, у него стрела в легком?

– Похоже на то. Мне нужны будут пара кусков кожи, деготь, и дратва – попробуем стрелу выдернуть и тут же на дырки кожаные нашлепки с дегтем поставить и по краям прошить, чтоб легкое не спало. Все равно сдохнет – с кусков этой вонючей шкуры всякая зараза уже, видно, в печенку ему залезла.

– Хлебало грязное ему кожей с дегтем зашей! – раздался голос Нидбьорг из саней. – Я все слышала – и этих тварей, и тех, со снеккаром, Гнупа зазвал!

– Жива! – Хельги бросился распутывать веревки.

Другие пленники вышли из оцепенения. Кто в голос плакал, кто смеялся, несколько детишек поменьше, что сидели в возилах, вылезли и обняли ноги Асы, к тому времени тоже спрыгнувшей с дерева. Ватажники резали узы и сбивали колодки. Нидбьорг, стряхнув с себя последние путы, плюнула в невидящий глаз Гауки, приговаривая: «Вот тебе вира в десять золотников,» – опершись на руку Хельги, перелезла через край возил – ноги не совсем ее слушались – и отвесила Тинду такую затрещину, что древко стрелы, на которой он висел, отломилось от застрявшего в дереве наконечника, и налетчик повалился на руки Виги.

– Вот и тебе от росомахи. Идешь на медведя, готовь перевязки, идешь на росомаху, готовь домовину!

– Нидбьорг! – деву обняла женщина постарше и зарыдала. – Как же мы без Соти!

– Ламби, Карли, Гейр! Отрядите трех-четырех ватажников снимать с покойников одежду, пока не закоченели, надо наших утеплить, – сказала Аса, надевая свои варежки одному из освобожденных детей. – Гейр! Гейр?

Гейр лежал вниз лицом между двумя налетчиками. Хельги подошел к телам – все трое были несомненно мертвы, куски Гейровых мозгов протаяли ямки в снегу.

– Положите его на возила. Еще кого мы не досчитываемся?

Все остальные ватажники отозвались.

– Все верно мне Горм говорил про Гнупу, и про рабов… Теперь вот что делать? По-простому, надо бы Гнупу сейчас же в его гадюшнике и разгнупить… – Хельги очень понравилась эта мысль.

– Надо бы, молодой ярл, но ватага сильно больше нужна, – Ламби мечтательно вздохнул, за ноги вытаскивая дохлого Гауки из саней. – Гнупин гадюшник Слисторп не усадьба и даже не треллеборг[40], а замок – ров, частокол, башни.

От «молодого ярла» Хельги засиял, как свежеотчеканенный йорвикский скиллинг.

Извлекая топор из позвоночника валявшегося недалеко от причала работорговца, Карли услышал очень странный звук, доносившийся из снеккара. Это было крайне неприятное для слуха смешение стука зубов и тихого завывания. Карли вступил на причал и заглянул внутрь судна. Там оказалось десятка два сбившихся в кучу полуголых существ в кожаных ошейниках, колодках, и настолько жалкого вида, что если бы они три дня подряд изо всех сил нарочно старались бы изобразить позорных рабов, убедительнее все равно не получилось бы. Еще шестеро позорных рабов, одетых немного получше, были прикованы к весельным скамьям. Ближе к корме, на дне снеккара стоял изрядных размеров и внушительного вида ларь, закрытый на висячий замок, что понравилось Карли существенно больше.

– Хельги, – Карли помахал топором в воздухе. – Корабль, сокровища!

– Когда только Горму смогу рассказать, – Хельги подошел к Карли и тоже заглянул в снеккар. – А эти кто? Из Хель вас, что ли, выгнали за унылый вид и плохой запах?

– Лютичи мы, черезпеняне, – ответил отвергнутый страной мертвых. – Сеть на лосося с берега ставили. Ставили, но тут эти на пяти ладьях пришли и в полон нас взяли. В одну ладью всех покидали и сюда привезли. В начале пути нас сорок пять было, теперь двадцать семь осталось.

– Врешь! Как можно столько народу в снеккар впихнуть?

– Плохо можно, ратники, плохо. Десятеро в первый день от давки задохнулись. Еще трое ранены были, померли, а пятерых эти кровопийцы для потехи забили. Нас вообще три дня не кормили, а сами пиво тройное пили, лутефиском закусывали, – с голодной завистью в голосе протяжно продолжил всклокоченный, тощий, вонючий, полусиний полутруп.

– Это как же надо лютичу оголодать, чтоб его на соленую треску, в щелоке вымоченную, пока не разбухнет, так разохотило? Отец говорил, они и от свежей трески-то нос воротят, одну лососину лопают, – вполголоса сказал Хельги. – Эй, а вы на веслах тоже лютичи?

Один из гребцов отрицательно покачал головой и широко раскрыл рот. Помимо половинной недостачи зубов, там еще чего-то не хватало.

– Магни и мьольнир, у весельных языки повыдерганы! – ужаснулся Карли.