Не гореть! - Марина Светлая

Она подняла на него глаза, сейчас блестящие и, несмотря на все сказанные слова, переполошенные. Огромные, в пол-лица.

— Нет, не испугалась. Он бухой, я ж понимаю… И не сделал бы ничего, так… целоваться лез, и все.

— Будет знать, что к тебе лезть не надо.

— Сама виновата. Надо было сразу рубить, напрямую, — «как с тобой» не прозвучало, но зависло в воздухе.

— Рассказать ему про Артема? — Дэн скорчил заинтересованную мину.

Оля вдруг хохотнула. Нервно, похоже на всхлип. И горячо выдохнула:

— Ты меня опекаешь?

— Нельзя?

— Зачем тебе?

— Хочется!

— А мне что с этим делать?

— Да что хочешь делай, — улыбнулся Басаргин и откинулся спиной на стену. Оля развернулась к нему всем корпусом и медленно произнесла:

— Может, ты Машку поопекаешь, а? У нее Артема нет.

— Не люблю, когда просто.

— Денис!

— Что? Про Артема помню, целоваться не лезу, — перечислял Дэн, повернув к Оле голову. — Я вообще идеальный, а?

Олька зависла. На лице ее отчетливо читалось недоумение сродни тому, что было десятью минутами ранее написано на морде Каланчи. Только, в отличие от него, Надёжкина была трезвой.

— Идеальный, — наконец сообщила она. — Сегодня вообще ночь удивительных открытий. Пьяный Жорка, идеальный Басаргин. Интересно, что еще до утра мне на голову свалится.

— Остановись на мне и ничего не свалится.

Она закатила глаза. Предлагающий себя Денис — это что-то новенькое. Если, конечно, она все правильно поняла. Но можно ли здесь ошибиться?

Все эти два месяца! Все эти два месяца с его первого приезда в ее «имение» и по сей день она неизменно чувствовала на себе его взгляд. Настойчивый, неожиданный — именно сейчас, спустя столько времени после того, как они познакомились по официальной версии. Взгляд, от которого бросало в жар, и который не давал ей спать ночами.

Но главное даже не это. Главное — его постоянное присутствие. Присутствие и… опека — как еще назовешь-то? Она не одна. Странное чувство, впервые испытанное ею со смерти Леонилы Арсентьевны. Она не одна. Она снова не одна. Но, черт подери, все это было неправильно. Не Денис. Не должен быть Денис. Кто угодно, но не этот Басаргин, который ни одной юбки не пропустит!

Проще всего думать, что теперь он объявил охоту на нее.

Но и добычей она себя не ощущала.

Сейчас смотрела на него во все глаза и пыталась понять, чем еще он ее удивит. И вместо хоть какого-то понимания ловила себя на мысли, что попросту разглядывает его. Как тогда, в метро, когда ей было тринадцать. Глаза, нос, губы, волосы. Что поменялось?

Меняются ли люди?

— Денис, — с некоторым усилием заговорила Оля, — я могу пообещать тебе, что в случае чего, всегда найду кошку, которую надо спасти.

Так же, как и она разглядывала его, он неотрывно смотрел ей в глаза, задаваясь вопросом, зачем настойчиво захватывает пространство вокруг нее, если она упрямо не хочет с этим мириться. Никогда раньше он не давил. Не считал нужным и возможным. Но принимать Олино решение не подпускать его к себе он не собирался, точно зная ответ: именно она нужна ему рядом. И черт возьми, с куда большим рвением он бы сейчас целовался с ней где-нибудь подальше ото всех, чем сидеть здесь и выслушивать ее заверения в непременной помощи с дурацкими кошками.

— Только сама их специально в люки не рассовывай, ладно? — неожиданно рассмеялся Денис, поднялся и протянул ей руку. — Пошли.

Оля вложила ладонь в его пальцы, позволив им ее обхватить. И поднялась, оказавшись совсем близко от Дэна. Ниже. Она его ниже. С большинством шла вровень. Отца переросла в одиннадцатом классе. А возле Басаргина — неожиданно почувствовала себя тоньше и меньше, чем даже с Каланчой. И понимание того, что надо поднять голову, чтобы посмотреть ему в лицо, сейчас пьянило.

Глаза Дениса быстро забегали по ее кудряшкам, он притянул Олю к себе и склонился к ее лицу.

— Оль, я… — на выдохе, касаясь губами ее уха, зашептал он.

За него продолжила сирена, равнодушно нарушившая тишину базы.

Оля качнулась в сторону, разрывая их почти что объятие. Взгляд — потрясенный, переворачивающий душу, инопланетный взгляд. А потом дернулось ее горло — сглотнула. И одними губами, так, что он скорее догадался, чем услышал сквозь вой, она произнесла короткое: «Денис».

— Черт, — разочарованно буркнул Басаргин и сорвался с места. Через мгновение он уже скользил по спусковому столбу, заставляя себя сосредоточиться на службе.

Новогодние чудеса исчерпались. Приехав на место вызова, Дэн сразу понял — здесь надолго. Лежащая на боку фура дымилась и перегораживала все полосы. Под ней едва угадывался задний бампер какой-то легковушки. В овраге светлел еще один автомобиль, смятый почти со всех сторон.

Самим было не справиться. Вызывали на подмогу соседей. Подтянулись айболиты с гайцами. Даже при слабом трафике из-за заблокированного проезда и ограждений, выставленных спасателями, образовывалась пробка. Работы хватало всем. Осматривали пострадавших, разрезали кузовы машин. Долго возились с ушедшей под фуру «восьмеркой», вернее тем, что от нее осталось.

На базу возвращались вымотанными, грязными и уставшими. Мужики дремали, притихнув в машине.

Откинув голову назад, Басаргин тоже прикрыл глаза и глупо, по-мальчишески мечтал о том, как было бы хорошо забрать сейчас Олю и уехать отсыпаться. Вместе. Но сначала договорить. Сказать то, что не успел. Что она ему нравится и что он хочет, чтобы они были вместе.

Ввалившись с путевым в диспетчерскую, Денис с удивлением увидел девчонок из другого караула и поднял глаза на часы. Их смена закончилась. В комнате мельтешила передающая журналы Голубева, Оли не наблюдалось.

— Надёжкина где? — спросил он, вручая Машке бумаги.

Та, окончательно расслабившаяся к концу рабочих суток, чуть поплывшим взглядом воззрилась на него. А потом удовлетворенно улыбнулась и не без ехидства сообщила:

— Так она ж отпрашивалась. Ей на поезд к четырем надо было.

— Какой поезд? — непонимающе уточнил Дэн.

— Ну в Харьков. У нее ж сессия уже с третьего. Пока устроится.

— Ну да… — со знанием дела кивнул Денис.

И в его уставшей, сонной, вконец измученной голове будто бы что-то рухнуло. Плотину прорвало. Сплошным потоком хлынуло все невысказанное и обрушилось на него. Даже то, чего он сам в себе не подозревал, сделавшееся еще одним открытием минувших суток. Романтичность Жорика. Собственная идеальность. Устроительство Надёжкиной.

А чего там, собственно, устраиваться? Артемка поможет устроиться. Хотя какой, к черту, Артемка? Нахрена ей этот Артемка, который даже не приехал ни разу, пока она с ногой маялась! Тихушница! Что она вообще забыла в том Харькове? В Киеве учиться негде? Или из-за Артема?