Пойте им тихо - Владимир Маканин

И тут его как бы осенило:

— Я знаю, куда мы пойдем петь, ребята.

Он так и загорелся — к Зое!

— Кто такая?

— Она… она мне как вы, ребята. Подруга душевная. Не подумайте чего лишнего.

— Не подумаем лишнего, — сказали ребята. — Пойдем.

* * *

Зоя была дома одна. Она была в прекрасном настроении. Она вот-вот выходила замуж за своего Леонтия.

— Купил шкаф и пришел похвастаться? — подтрунивала Зоя над Якушиным.

Якушин ответил, что он привык делиться с Зоей всякой радостью. Шкаф — это, конечно, шкаф, дело хорошее, но сегодня у него на душе, увы, не радость…

— Предлагаю еще один тост за Зою! — шумно закричал Валера.

Выпили. А Якушин все говорил о том, что у него сегодня на душе не радость, а обида. Большая обида.

— Зоенька, ну скажи ты. Ну почему? Почему они твердят, что я как-то переменился?

Со стаканом в руке Якушин остановился напротив второй комнаты — там было темно.

— Стой, стой, Якушин! — закричала Зоя. — Не ходи в ту комнату!

Продолжая смеяться, она объяснила, что там краска — там ремонт. Там покрашено и уже просыхает!.. Она подбежала и загородила собой двери.

— Говорю же тебе русским языком: не ходи!

Якушин развернулся. Он был взволнован. «Ребята, ну почему я не наш?» — без конца спрашивал он. В груди его потеплело, оттаяло, и тем сильнее хотелось справедливости.

— Не наш! Не наш! — повторял Валера.

— Не наш! — кричал Серега. — Зоя, подтверди ему, что он не наш. Нравишься ты мне, Зоя, к чему бы это?

— Не наш! — Зоя хохотала, ей было смешно до колик.

А когда на старомодных стенных часах пробило десять, Зоя сказала:

— Ребята, вы все очень милые и забавные, но пора по домам.

Она сказала, что ребятам пора бай-бай. Начались обычные пререкания — ребята хотели допить вино. Они не хотели бай-бай. Десять часов, сказали они, это же детское время.

— Ребята, но я должна уйти. Я должна встретить друга. Ну, любимого моего человека, понимаете?

Ребята взмолились: им же некуда пойти… А Валера вспомнил, что замок у Зои английский. Пусть Зоя спокойно идет к своему любимому Леонтию. А ребята посидят здесь еще немного, выпьют по полстакана, а когда будут уходить, захлопнут дверь.

Зоя рассмеялась. Через неделю она выходила замуж, ей было море по колено.

— Ладно. Даю вам час времени… Но не забудьте захлопнуть дверь. Якушин, ты отвечаешь, понял?

* * *

Час прошел.

Якушин думал о том, до чего же многолики, до чего же переменчивы любимые нами женщины. Сегодня он вдруг увидел Зою совсем не чуткой. Он увидел ее хохотушкой. Пустой и счастливой хохотушкой. Странно…

Валера и Серега в эту минуту стояли у приоткрытой двери в темную комнату. Они вдруг поняли, что там кто-то есть.

— Трус, выходи! — грозно говорил Валера.

— Эй, кто там есть? — заглядывал Серега. — Хватит прятаться. Если ты мужчина, иди сюда.

Подталкивая друг друга, они вошли. Якушин поплелся за ними. В комнате было темно, а свет не включался. Валера сел прямо на пол и стал засыпать. Серега шарил по углам и все повторял, что он почему-то никого здесь не находит. Якушин чувствовал сильный запах краски, а ноги прилипали — но он тащился вдоль стены за Серегой и говорил о дружбе. Он говорил:

— Чувствую я, ребята, что вы уходите от меня все дальше и дальше.

— Да замолчишь ты в конце-то концов! — Серега в темноте схватил какую-то палку и дважды ткнул Якушина. Но ощущение от тычка было странное — Серега ощупал палку.

— Да это же кисть!

Он очень удивился и сел на пол. И стал засыпать. Валера к этому времени уже похрапывал. Один Якушин долго не мог уснуть — глаза его слипались, он сидел у стены и жалобно повторял:

— Ребята, простите, если что… Ребята.

* * *

Вернулась Зоя — она вернулась со своим Леонтием. Время было позднее. Зоя застеснялась, что на столе недопитое и недоеденное.

— Это так. Это друзья заходили ко мне.

— Да ладно — приберешь завтра.

Они сразу перешли в маленькую спальню. Леонтий был утомлен. Он повалился на тахту и тут же уснул. Зоя походила около, что-то вполголоса напевая. Она укрыла Леонтия, а затем и сама прилегла рядом. Так и получилось. Двое спали в этой комнате, трое — в той. Их разделяла гостиная.

Стояла ночь, но Валера проснулся. Было холодно. Поеживаясь, Валера прошелся по квартире и взял тумбочку. Тумба оказалась тяжеленной — Валера натужился и понес. С третьего этажа нести вниз не так уж далеко, но руки слушались плохо, и один раз Валера уронил тумбу, а два раза тумба уронила Валеру.

— Вот черт!

Валера вернулся в квартиру. Он разбудил Серегу, и вдвоем они понесли старинный шкаф. Это было тяжело. Третий этаж — это четыре марша по лестнице.

Шкаф поставили рядом с тумбочкой — прямо на снегу, у подъезда.

— А где же машина? — спросил Серега, отдуваясь.

— Черт ее знает. Видно, еще не подогнали.

— Смотри-ка: поленились даже тряпки свои из шкафа вынуть. Дескать, донесут, не надорвутся.

— Еще бы. Не им же нести.

Покурили. Машины все не было.

— А в какой район они переезжают?

— Не знаю… Идем за остальным. Снесем, а потом все сразу погрузим.

Они вынесли стол, стулья, комод. Взялись за кухню… Зоя проснулась — Серега и Валера как раз схватили посудный шкафчик и с грохотом поволокли его вниз. Зоя бежала за ними по лестнице и кричала:

— Вы с ума сошли, что вы делаете?!

— Ты, хозяйка, лучше скажи, где твоя машина. У нас простой получается.

— Какая машина?

И тут в бледном освещении лестничных клеток Зоя увидела, до какой степени они перемазаны краской. Ее стал душить хохот. Они не были похожи на грузчиков. Они были похожи на танцующих папуасов.

Но тут же ей стало не до смеха. На снегу у подъезда стояла вся ее мебель. Посреди пустынной улицы.

— А ну несите обратно! — У Зои сорвался голос.

— Как обратно? — Валера стал шуметь. — Если переезжать раздумали, надо было сообщить об этом вовремя. А теперь, хозяйка, придется заплатить. Свинство какое!

* * *

Якушин тем временем тоже проснулся. Он стал бродить по комнатам. Он наткнулся на спящего Леонтия, начал дергать его и клясться:

— Я «наш», ребята… Ну честное слово даю «наш».

Леонтий едва не потерял рассудок. Он увидел себя на тахте в наполовину пустой и потому незнакомой спальне. Тахта как бы плыла в воздухе. А сбоку за тахту цеплялся и лез на нее какой-то идиот. От идиота разило олифой, и бубнил он нечто неразумное: