Одной крови - Роман Супер

— Об этом мы можем проговорить с вами до завтрашнего утра. И все равно наш разговор сведется к тому, что точного ответа на ваш вопрос пока нет. Сам термин «рак» появился с подачи Гиппократа. Он назвал «карциномой» опухоль на коже пациента, внешне очень напоминавшей созвездие Рака. Сегодня ученые разделяют больше двух сотен разных типов рака. И в точности не могут объяснить причину возникновения большинства из них. Современной медицине до сих пор не известны наверняка причины онкологии. Называют несколько факторов риска — экологические, гастрономические, генетические, психологические. Но не всегда можно объяснить болезнь этими факторами. Иногда качество жизни человека высокое, наследственность отличная, а потом бац! — рак легких. Иногда — наоборот: поганая наследственность, тяжелейшая жизнь, а умирает человек в девяносто лет от инфаркта. Вот взять хотя бы лимфому Ходжкина вашу…

— Она не моя…

— Взять не вашу лимфому Ходжкина. Многие мои коллеги называют лимфому «болезнью крупных городов» и подозревают, что всему виной затяжные депрессии — в том числе и послеродовые. Беспрерывные стрессы, нервотрепка, безумный ритм жизни. Другие коллеги оспаривают эту версию: мол, все то же самое часто говорилось и про рак груди — причины психологические. Но взять, например, военную Германию: нервотрепка страшная, концентрационные лагеря, стресс у населения невероятный двадцать четыре часа в сутки несколько лет подряд, а статистика рака груди в период с 1940 по 1951 годы самая низкая за все время ведения такой статистики. И причем же тогда психологические проблемы? Но тут появляются другие мои коллеги, которые пускаются в рассуждения о том, что у немцев в то время из рациона исчезли жиры, поэтому и онкологии было мало, значит, надо правильно питаться. Короче, эти разговоры можно вести бесконечно, моя хорошая.

— Чертов рак. Все про него знают. Всех он касается. Но никто не знает, почему он появляется. Получается, что ответа нет?

— Получается, что ответов слишком много, чтобы понять, какой из них правильный. А может и нет никакого одного правильного ответа. Возможно, рак — это всего лишь цепочка случайных событий, которые все сошлись в одном месте и в одно время.

— Чертовщина.

— Полная чертовщина! Причем в медицинском сообществе — тоже. Есть такие люди, даже среди моих ближайших коллег, которые на полном серьезе утверждают, что основная причина рака — это плохие эмоции и низкая самооценка, духовная пробуксовка, вечное самокопание. Но, по-моему, эти люди не понимают, о чем говорят. Есть и такие, кто рассказывают про мистические причины рака.

— Мистические?

— Да, про шаманизм всякий. Но на самом деле все эти шаманы в основном хотят тебе что-то впарить за деньги. И у шаманов, кстати, множество несчастных, теряющих драгоценное время клиентов. Я отмечаю, не пациентов, а клиентов! Пациенты у врачей, а там — бизнес.

— Какие доверчивые люди…

— С одной стороны, доверчивые, с другой стороны, мы — врачи — сами виноваты: до сих пор никто из нас, занимающихся наукой, не может дать окончательный ответ на один простой вопрос — в чем причина рака? Существует концепция, что у всех у нас есть так называемый спящий рак. Как любой живой организм, наше тело постоянно производит бракованные клетки. Эти клетки, если их не остановить, множатся и разрастаются в опухоли. Но одновременно с этим в организме срабатывают механизмы, которые позволяют ему эти бракованные клетки сдерживать. Организм сопротивляется раку каждую секунду нашей жизни. Думаю, можно сказать, что мы болеем раком, потому что мы живем. И ничто: ни правильные и добрые поступки, ни чистое сердце, ни чистый воздух, ни хорошая еда. ничто не дает гарантий, что вы не заболеете. Потому что вы — живой человек.

Мы вышли на улицу с целой кипой бумаг на подкошенных ногах. Домой идти совсем не хотелось. Да и не было никаких сил. Сели на жалкую и сиротливую скамейку во дворике больницы.

Юле поставили диагноз. Теперь мы точно знаем, что это рак. Он пришел в нашу жизнь в тот момент, когда нам казалось, что жизнь только-только началась. Судя по недружелюбному размеру опухоли, около двух лет назад.

«Привет, меня зовут Режис, и я безумно занят, но, клянусь здоровьем прабабушки, перезвоню совсем скоро, когда вернусь с ее поминок».

«Привет, вы позвонили Николя и сделали это не в самый подходящий момент в его жизни; но времена меняются, он может вам перезвонить».

«Привет, это Люк. Кажется, я поставил телефон на виброзвонок, но вечером я увижу девяносто пропущенных вызовов и когда-нибудь перезвоню и вам».

«Привет, это Элизабет, мне нет до вас дела, у меня страшная мигрень, голову раздуло, как живот Депардье; звонить мне больше не надо».

«Привет, это Серж, я пытаюсь усыновить ребенка, неужели у вас что-то более важное?»

«Привет, это Мишель, если вы голосовали за правых, не звоните больше никогда».

«Привет, это Мишу, мне восемьдесят два года, я король травести-шоу и мне нет никакого дела до вас».

«Привет, это Марк, сейчас я снимаю кино и не могу ответить на ваш звонок, но на следующей неделе я буду продавать креветки на рыбном рынке, там меня легко можно будет застать, и, пожалуйста, будьте так любезны, захватите крем для рук».

Кажется, французы разговаривают друг с другом исключительно автоответчиками. И с каждой такой записанной на французский автоответчик фразы можно было бы начать артхаусный документальный фильм обо всем на свете. Собственно, именно за этим я и приехал в Париж — снимать кино.

Долгая сумасбродная командировка, в которую я контрабандой провез с собой жену.

Мы с Юлей поселились в прекрасной небольшой квартирке под самой крышей на улице Сен-Дени. Квартирка была больше похожа на чердак. Крохотное окно выходило на спальню молодых похотливых соседей, которые никогда не занавешивали штору… со всеми вытекающими и оставляющими пятна на простынях последствиями. Это, конечно, придавало нашей и без того переполненной эротизмом поездке шарм.

Каждое утро я выхожу из дома на всякие важные для съемок фильма встречи, оставляя жену спящей в теплой постели. У нашего метро «Страсбург — Сан-Дени» всегда толпилась куча кричащих людей. Я быстро прохожу сквозь них. Поначалу все эти люди раздражают меня своей беспардонностью, своими наглыми взглядами и нечистоплотностью. Но через несколько дней я к ним привыкаю. Через неделю даже начинаю скучать по ним на своих встречах.

Вот в парикмахерской толстый африканец Бебе с выдающейся розовой нижней губой выбривает женщине виски. Тут же обшарпанный и невзрачный, но, судя по вечно толпящейся у его входа очереди, популярный театр. Вот океан проституток. Помятые китаянки в коротких юбках провожают меня на работу томными взглядами. Точно такими же взглядами встречают по вечерам.

Каждую проститутку я хорошо узнаю в лицо. Как бабушкам у подъезда, машинально говорю «здрасьте».

Есть здесь и особенная проститутка — пожилой, лет шестидесяти пяти, похожий на скандинавского тролля, транс. Обычный такой необычный дед. Стоит он всегда у входа в наш подъезд. В кожаных шортах, в черных колготках, гольфах и остроносых сапожках. На нем пышный русый парик из прямых волос с ровной челкой на глазах. Веки в тенях, вместо бровей татуировки. Тонкие старческие пальцы, субтильный, ножки-спички. Удивительное существо. Мы его прозвали Эдуардом Петровичем.