Чудное мгновенье. Дневник музы Пушкина - Анна Керн

Мне сделалось так отрадно и весело, что я просила моих дам уехать, чтобы дома подумать о лестном обещании в ожидании бала. Я обещала им повезти их на настоящий смотр и маневры.

В этот же день приехал император и обедал со свитою главнокомандующего и прочими генералами у дворянства.

Вечером приготовили бал в зале собрания. Мы с сестрою переехали в городской дом наших хозяев и провели весь день тихо и мирно вдвоем. Керн обедал там же и возвратился довольно поздно в очень радостном расположении духа и начал меня, всегда ленивую, торопить туалетом, говоря, что я и то опоздала, что не хорошо приехать на бал позже императора. При этом рассказал утешительное известие о своем свидании с царем и некоторого рода примирении.

– За обедом, – сказал он, – император не говорил со мною, но по временам смотрел на меня. Я был ни жив ни мертв, думая, что все еще состою под гневом его! После обеда начал он подходить то к тому, то к другому – и вдруг подошел ко мне: «Здравствуйте! Жена ваша здесь? Она будет на бале, надеюсь?»

На это Керн, натурально, заявил свою горячую признательность за внимание, сказал, что я непременно буду, и приехал меня торопить.

Я всегда имела странную особенность: как бы ни желала куда-нибудь ехать, особенно на балы, которые я очень любила, когда настанет минута отправляться, меня одолевала робость и нежелание двинуться, так, казалось бы, хорошо было остаться дома.

Но нечего делать, мы с сестрою начали одеваться; я позаботилась и о ее туалете. О своем же мне никогда не нужно было заботиться, мне было заранее выписано из Петербурга платье – тюлевое на атласе и головной убор: маленькая корона из папоротника с его воображаемыми цветами. Это было очень удобно для меня или моей лени и неуменья наряжаться. Я только заплела свою длинную косу и положила папоротниковую коронку, закинув длинные локоны за ухо, и прикрепила царский фермуар, как вошел муж, и мы втроем поехали…

Можно сказать, что в этот вечер я имела полнейший успех, какой когда-либо встречала в свете!

Мы вошли. Царя еще не было. Слава богу. Зала была полна; но я заметила, не доходя до конца этой длинной овальной залы, на котором сидели почетные дамы, маркизу Паулучи (первую жену маркиза)16, больную и весьма несчастную на вид, и другие важные лица, и чтобы не заходить далеко и высоко, мы поместились с сестрою около менее важных дам в уголке, у печки… На середине комнаты стояли мужчины из свиты императора и важнейшие лица, как, например, маркиз Паулучи, и проч.

Пока император не приехал, музыка не играла, слышен был только сдержанный говор ожидавших его…

Сакен меня заметил и, подойдя, вывел почти на середину залы, где остановился, и осыпал меня комплиментами, и просил снять длинную перчатку, чтобы расцеловать мне руку; я очень сконфузилась, разумеется, оробела, неловко раскланялась с ним и воротилась в свой уголочек.

Я об этом распространяюсь потому, что много лет спустя, когда я была в Риге, мне напоминали некоторые знакомые о моей робости и скромности, очень нравившихся во мне всем…

Керн подвел меня к маркизе; ему, кажется, хотелось, чтобы она меня усадила подле себя, но я, раскланявшись, удалилась опять в свой угол – п благо мне было!

Скоро вошел император, грянула музыка с хор, и m-me Сесл, – ожидавшая там, – своим громким голосом пропела ему хвалебный гимн. Он кончался припевом:

Никогда я столько не восхищалась походкой императора, ему одному свойственной! Он не ступал по зале, а как будто несся на облаках, – спросите у очевидцев – все ото скажут. В этой походке примешивалась робость к неописанной грации. Он вошел, остановился, выслушал гнмн г-жи Сеси с благосклонной улыбкой, прошел несколько далее и, по странной, счастливой случайности, остановился прямо против меня и очень близко, потому что толпа в средине так была велика и пространство между ею и дамами, сидевшими вокруг залы, было так мало, что нужно было только сделать один шаг и протянуть руку, чтобы ангажировать даму. Маркиз Паулучп сделал список дамам, который и прочитал императору… Ему, кажется, хотелось, чтобы император соблюл в танцах чинопочитание, но император обратился, не дослушав списка, к его супруге в перьях, которой несколько раз делалось дурно от страха: она боялась как огня своего мужа; потом император взял в польский свою хозяйку, англичанку, жену негоцианта.

Потом увидал меня, свое скромное vis-à-vis, – и быстро протянул руку. Начались обычные комплименты, а потом сердечное выражение радости меня видеть – и расспросы о моем здоровье. Я сказала, что долго хворала и что теперь надеюсь полного выздоровления от чувства счастия по случаю возвращения его благосклонности к моему мужу. Он вспомнил, что мельком меня видел в Петербурге, и прибавил: «Вы знаете, почему не могло быть иначе».

Я уж и не знаю, что он хотел этим сказать. Не потому ли только не встречался и не разговаривал со мною, что все еще гневался на Керна?..

Первые пары нас, по обычаю польского, разлучили; потом он еще раз меня взял и продолжал начатый разговор. Он сказал, что помнит, как мы молились в Полтаве, «в той маленькой церкви, если вы помните?»

Я сказала, что такие минуты не забываются. А он заметил: «Никогда не забуду первую минуту, когда я вас увидел!

Далее добавил: «Скажите, не желаете ли вы чего-нибудь?» He могу ли я вам быть полезен?»

Я отвечала, что по возвращении его благосклонного прощения моему мужу мне нечего больше желать, и я этим совершенно счастлива. Опять перервали польский, и в третий раз он меня взял, чтобы опять спросить: не нужно ли мне что от него, и сказал эти незабвенные для меня слова: «Я хочу, чтобы вам было хорошо!» – и с нежною добротою проговорил: «Обращайтесь ко мне, как к родному отцу!»

После этого спросил еще: «буду ли я завтра на маневрах». Я отвечала, что непременно буду, хотя вовсе этого прежде не желала, боясь до смерти шума и стрельбы. Немного погодя Кайсаров подбежал ко мне и сказал: «Надеюсь, вы довольны сегодняшним вечером?»

V

Маневры сорокатысячного корпуса были за Двиной, по ту сторону Московского форштадта, на огромном поле. В конце этого поля сооружена была весьма красивая галерея, обвитая зеленью, – совсем сквозная: на стороне ее, обращенной к полю, был балкон, с которого дамы смотрели на маневры, – а когда все кончилось и в нижней части галереи накрыли стол и все съехались с маневров «Обедать, то дамы, обратившись назад к балюстраде, могли «видеть обедающих.

Случай доставил мне место прямо над верхним концом стола.

Император шел очень тихо и грациозно, все пропуская перед собою старика Сакена, потом посадил его на первое место в конце стола, по правую свою сторону.