Иерихон - Басти Родригез-Иньюригарро

Кампари поднял брови, но промолчал, переваривая выпад про обыск в Совете. Медики оттяпали не меньшую территорию, чем монастырь. Кто туда пойдёт? Командорская армия? Шестнадцать человек, вместе с ним — семнадцать? Он вспомнил сплошной забор в четыре метра высотой, приёмное отделение в западном крыле, Медицинскую старшую школу — в восточном. Планом внутренних помещений Центр не располагает. Все, кто получили медицинское образование, работают на Совет. Человек со стороны не будет знать, что искать.

Командор набрал код главы Отдела Внутреннего Контроля.

«Не буду утомлять вас описанием свойств нового препарата, введённого в общее употребление: уверен, об этом вы знаете больше меня, но полагаю, случившегося довольно, чтобы поставить вопрос об отмене суверенитета».

Господин Мариус откликнулся через четверть часа: «К вам отправилась госпожа Валентина. Обсудите возникшие вопросы с ней».

«Она здесь, как и доктор Фидо, но я бы предпочёл обсуждать дела такого масштаба с вами».

«Будь по-вашему, командор. Ждите меня через десять минут».

— Как эти хрупкие молодые люди умудрились нанести тебе такой урон, девочка? — господин Мариус пренебрёг приветствиями.

— Оно меня и пальцем не коснулось, — возмутилась Валентина, скосив глаза на Дик.

— Что же вы жалуетесь на Медицинский Совет, командор? Похоже, вы в прекрасной форме.

Он сел напротив Кампари: старый, прямой, высушенный, не похожий на чиновника, злоупотребляющего расширенными продуктовыми списками, не производящий впечатление человека, крепко спящего по ночам, а днём благодушно теряющего время в кресле. В общем, антипод экс-командора.

— Вы готовы обменять суверенитет Медицинского Совета на суверенитет монастыря? — взял быка за рога.

— Я не распоряжаюсь статусом монастыря, — мягко улыбнулся Кампари. — Это — дело госпожи настоятельницы.

— Я не распоряжаюсь статусом Медицинского Совета, — скопировал его интонацию господин Мариус. — Это — дело господина председателя.

— Таким образом, мы говорим об организациях, на которые не имеем влияния, — склонил голову командор. — Но заметьте: имя госпожи Авилы знают все, а кто такой господин председатель? Неизвестно. Совет — абсурдно таинственная структура, ежедневно вытягивающая щупальца сквозь запертые ворота.

— Щупальца? Да вы поэт, Кампари.

— Кто?

— Не переигрывайте. К слову, о закрытых воротах: любой гражданин может составить письменное обращение, адресованное господину председателю, а в монастыре вообще нет пунктов связи.

— Но монастырь не вмешивается в дела Агломерации, а в руках Совета — здоровье и жизнь каждого гражданина.

— Каждого? — Господин Мариус бросил быстрый взгляд на Дик. — И Совет, и монастырь стоят на земле Агломерации, законы которой принимаете вы — после согласования со мной. Так вот, готовы ли вы одним указом лишить независимости и тех, и других?

Отказ под маской компромисса. Не мог же он предположить, что Кампари сдаст монастырь?

Или мог? Условия сделки озвучены.

Шанс?

Немыслимое предательство?

Господин Мариус не считает, что Совет зарвался. У контролёров — триста подготовленных бойцов, у командора — шестнадцать мальчишек с револьверами.

В лучшем случае, монастырь перенесут в новое здание, слив теплицы с аграрным фондом и сравняв с землёй кирпичный многоугольник. В худшем — упразднят за ненадобностью.

А Медицинский Совет? Кампари получит право высылать им предупреждения, требовать отчёты, заходить в лаборатории — с разрешения контролёров, которые позаботятся о том, чтобы ни один медик не пострадал от его буйного нрава.

— Совет обманул доверие граждан. На монастыре нет никакой вины. Не вижу причин поступать с ними одинаково, — произнёс командор, чувствуя, насколько легче стало дышать, и спрашивая себя, не совершает ли главную ошибку в жизни.

— Значит, о суверенитетах больше не говорим, — господин Мариус обошёл стол и встал у окна.

Кампари присоединился. Вид с двадцатого этажа не баловал разнообразием: квадратные крыши, поблёскивающие между ними рельсы.

На стёклах, металле и бетоне полыхало утро.

— Нравится? — вполголоса спросил господин Мариус.

— Цвет будоражит.

— Обычное преломление лучей. Я не о солнце — хоть коричневое, лишь бы грело. Я о городе.

Кампари молчал.

— У нас мало земли, — вздохнул господин Мариус, — Но у всех есть кровать, морозильная камера, ванная на этаже. Этого довольно, особенно если не знаешь лучшего. Вы родились на готовом, поэтому, глядя из окна, не чувствуете моего удовлетворения, тем более, госпожа настоятельница лишила вас пребывания в интернате, и ваше мировоззрение формировалось не в идеальных условиях. Вы мне по-своему симпатичны, а экс-командор и вовсе был вами ослеплён. Я не хочу конфликта. Для населения вы — лицо управления. Наслаждайтесь.

— Наслаждаться и не лезть в дела взрослых?

— Отчего же. Мы сработаемся, когда опыт заставит вас пересмотреть отношение к жизни. Сейчас дай вам волю — вернёте деньги в оборот или откроете старшие школы для всех желающих.

— А последняя идея чем плоха?

— Тем, что признать её хорошей вы готовы со скуки. Вы ещё не в состоянии заботиться о людях просто потому, что они есть. Вы хотите, чтобы каждый из них заслужил ваше внимание, представлял собой нечто большее, чем курьер, строитель, рабочий теплицы или завода. Почему? Потому что вам не с кем поговорить? Это эгоистично. Какой добарьерный политик сказал, что государство, где образование доступно всем слоям населения, так же уродливо, как тело, покрытое глазами?

— Это приписывают кардиналу Ришелье.

— Ну вот. Сначала вы разрешите менять школы, не использовать полученные знания по назначению, не работать — нужно же оставлять за человеком право на голодную смерть? Потом перекроите жизнь на забарьерный, простите, добарьерный манер. Отмените сухой закон. А ведь люди по природе порочны и ленивы. Кампари, здесь каждый день, прошедший так же, как предыдущий — выигранная битва. Мы приучили граждан не желать невозможного, работать ради общества. У нас нет воровства, нет насилия — верней, не было до сего дня — не потому, что люди добры, а потому, что дисциплинированы и трусливы. Не кривите рот. Не нравится слово «трусость», замените его на «инстинкт самосохранения». Если ослабить хватку — дело закончится резнёй или разложением. Вернёмся к разговору о Медицинском Совете. Признаю, медики перегнули палку. Устроили вам допрос под «успокоительным», применили двойную дозу. Но они выполняли свою работу. Если подход к вам был особым, значит, ваше поведение вызвало опасения.

— Тем не менее, вы предпочтёте, чтобы я не излагал эти факты во Всеобщем Отчёте?