Три жизни Томоми Ишикава - Бенджамин Констэбл

До смерти хотелось есть, пить и в туалет. Как будто я на двое суток отключил организм, чтобы сосредоточиться на единственной цели. Обычно я с трудом могу сосредоточиться, чтобы написать собственное имя. За последние полгода я не писал больше шести страниц кряду – и с интересом отметил свое увлечение столь нелегким занятием.

Я наскоро перекусил и помылся, прибрал на кухне, вернулся и начал изучать фотографии. Новый снимок растения получился даже лучше, чем прежний, и надпись на стене виднелась ясно как днем. Я виртуально последовал за стрелкой – и далеко идти не пришлось. Примерно тридцать метров спустя показалась ниша вроде дверного проема, и за ней лестница. На стене что-то было написано. Увеличив снимок, я увидел вторую стрелку, указывающую вниз под углом в сорок пять градусов. Надпись, сделанная неуклюжими заглавными буквами, гласила: «Сюда, Б.К.».

Черт. Бабочка хотела, чтобы я забрался в туннель и спустился в неизведанный подземный мир. Но я никак не мог, я не хотел неприятностей. Назовите это слабой отговоркой человека, избегающего людей приключений, но я ведь не кривил душой. Просто не представлял себя в подобной ситуации. Исключено. Вовсе незачем так рисковать, чтобы найти нечто, оставленное покойником.

Я стоял, глядя в туннель на станции «Бют-Шамон». Передо мной висела желтая табличка, воспрещавшая заходить дальше и перегораживавшая спуск по узенькой лестнице. На платформе люди ждали поезда – их было слишком много, чтобы спуститься, оставшись при этом незамеченным. И как только граффитчики это проделывают? А ведь в туннели постоянно лазают сотни людей. Почему я не могу? Я подумал, что лучше всего подождать до позднего вечера, пока не пройдет последний поезд. Тогда на платформе никого не будет, и меня не переедет поезд и не ударит током (я понадеялся, что электричество на ночь выключают). Рядом с путями хватало места, чтобы пройти. Я подумал: совсем не как в Лондоне. Если забраться в туннель лондонской подземки, идущий мимо поезд тебя расплющит. А тут, если держаться вплотную к стене, оставался еще зазор в несколько дюймов или даже в целый фут.

Навстречу мне вылетел поезд. Из него вышла горстка пассажиров и столько же вошло, но, как только новоприбывшие исчезли в лифте, появились следующие. Я никак не мог спуститься на пути. Или просто трусил? Словно в подтверждение того, что проблема в трусости, появился Кот. «Привет, Кот», – подумал я. Он заглянул в туннель. А затем, даже не посмотрев в мою сторону, нырнул под желтую табличку, предупреждавшую о смертельной опасности, и устремился в темноту.

– Какого черта ты делаешь, Кот? – поинтересовался я, но он, возможно, даже не понял вопроса.

Он прошел пару метров и понюхал землю, как опытная ищейка. «Кот, не притворяйся, будто ты знаешь, что делаешь». Он пробежал еще немного и снова подождал, а потом спокойно двинулся дальше и скрылся из виду. «Кот, вернись! Не бросай меня». Через минуту показался еще один поезд. Я небрежно, насколько это было возможно, принялся изучать потолок, а когда поезд отъехал, вернулся на исходную позицию и уставился в туннель, рассматривая фонари последнего вагона. «Надеюсь, Кот цел. Глупое животное». Из лифта вышли люди, и я вновь принял невинный вид.

Когда подъехал следующий поезд, я отошел от края платформы и сел на корточки у стены, мрачно глядя в пол. Пассажиры проходили мимо, прибыло еще два-три поезда. «А что, если Кот не вернется? Обязательно ли ждать воображаемых котов или они сами находят дорогу домой? Да, наверное». И тут Кот высунул голову из-за угла и посмотрел на меня.

– Что?…

Он просто ждал, поглядывая то в туннель, то в мою сторону.

– Я никуда не пойду, Кот. Меня поймают, или я попаду под поезд, или уж не знаю что случится.

Он сел и полизал лапу.

Из лифта вышла женщина в темно-синей униформе и зашагала ко мне.

– Monsieur?

Она спросила, все ли в порядке, и я собирался сказать, что у меня просто закружилась голова, но уже прошло. Но я не хотел ее беспокоить или привлекать к себе внимание, поэтому встал и объяснил, что жду друзей. Усталым голосом она попросила сесть на скамейку и, когда я поднялся, повернула обратно к лифту. Наверное, я показался подозрительным, и она решила проверить. Женщина оглянулась, чтобы убедиться, что я больше не сижу на полу, и в ту же секунду я тоже оглянулся, чтобы убедиться, что она за мной не наблюдает. Получилось неловко. Я быстро зашагал к одному из белых пластмассовых сидений, и Кот неторопливым шагом последовал за мной.

– Я не могу, Кот. Я чуть не попал в переплет лишь из-за того, что сидел на полу. Господи, кто только не сидит на полу в метро. Есть нищие, которые проводят на станции целые дни, но, как только сел я, ко мне подошел человек в форме и прогнал. Представь, что будет, если я спущусь на пути. Я плохо умею ладить с властями, Кот, и обязательно попаду в беду. Вдобавок я трус. Я не могу.

Кот встал и удалился. Подождав минуту, чтобы уж точно его не нагнать, я поднялся на лифте и вышел в ночь.

От «Бют-Шамон» я бездумно дошел до Бельвиль, прошагал вдоль улицы Пиренеев и срезал по крошечным переулкам и лестницам до Менильмонтан. На голову мне упали несколько капель дождя. Слегка изменив маршрут, я нырнул в бар, где частенько сидел с Томоми Ишикава. Признаться, я отчасти ожидал увидеть, как она сидит в одиночестве и записывает в блокнот слова, которым потом не сумеет найти объяснения. Разумеется, в баре ее не было. Я взял пиво и сел за столик у открытого окна. Начался дождь. Я смотрел на тротуар и вдыхал опьяняющий запах теплого летнего вечера и дождя, который превращал шум голосов и звон бокалов в уютный гул. Несмотря на приятную обстановку, жалость к себе не покидала меня. Я достал записную книжку и принялся писать.

В последний раз, когда я сидел в этом кресле, передо мной стояли бутылка белого вина, два бокала и пепельница. Томоми Ишикава сидела напротив, с серьезным видом, опираясь локтями на стол. С тех пор прошло уже много времени. Может быть, целый год.

– Сказать тебе кое-что интересное?

– Давай.

– В Пантеоне…

– Парижском Пантеоне?

– Ну да. Там есть часы. Старые часы, которые давно не работают.

– Ты любишь часы, которые не работают.

Томоми Ишикава посмотрела на свои часики, которые показывали двадцать минут четвертого.

– Да, – согласилась она, – и потому это должна быть грустная история, но она не грустная, а интересная, в чем ты убедишься, мой милый Бен Констэбл.

– Ладно.

– Короче говоря, была одна компания интеллектуалов, вроде как тайное общество.

– Ты шутишь?

– Нет. Слушай дальше. Их штаб находился под землей, в катакомбах. Там они встречались, смотрели авторское кино, пили изысканные дорогие вина и говорили об искусстве, культурном наследии, науке, философии, о том, что Франция катится под откос. У них, наверное, даже проходили концерты с участием выдающихся французских музыкантов, которые исполняли произведения великих французских композиторов, и все такое.