Война и честь - Дэвид Марк Вебер

В конце фразы герцог все же сорвался на крик и сжал кулаки за спиной, в то время как Штернхафен, казалось, съежился внутри своего безупречного белого мундира. Опомнившись, Рабенштранге заставил себя закрыть глаза и сделать глубокий, успокаивающий вздох.

– И теперь, после того как вы решили отвергнуть предложение Харрингтон и поспешили объявить официальную позицию Империи, не проводя никакого расследования, у меня не остается другого выбора, как продолжать тот фарс, на который вы обрекли его императорское величество. Уникальная возможность повернуть весь инцидент в нашу пользу полностью упущена из-за вашей узколобости и острого желания объявить всей Галактике, что виноваты мантикорцы. И поскольку я уже не могу отречься от вашего официального заявления, не раскрыв перед всей вселенной недальновидность нашей политики, мне, скорее всего, придется столкнуться с необходимостью открытой войны со Звездным Королевством, которой его императорское величество всячески хотел избежать.

Герцог одарил собеседника ледяной улыбкой.

– Подозреваю, герр граф, что император и сам захочет сказать вам пару слов по данному вопросу.

* * *

– Я предупреждал вас о том, что их политика проявляет тенденцию к ужесточению, – произнес Арнольд Джанкола, искусно изображая сожаление.

Элоиза Причарт гневно взглянула на него, слишком рассерженная, в кои-то веки, чтобы сохранить тщательно сделанную маску, некогда хранившую её от холуев БГБ. Джанкола откинулся в кресле с выражением сочувствия на лице, но внутренне наслаждаясь её яростью.

– Да, Арнольд, предупреждали, – сказала она с ледяным бешенством, – но от напоминания об этом в данный момент нет никакой пользы.

– Простите, – сказал он, стараясь придать голосу как можно больше искренности, – у меня в мыслях не было, чтобы это прозвучало как «я же говорил». Просто я слишком долго наблюдал, что они движутся в этом направлении, не имея возможности что-либо предпринять…

Он беспомощно пожал плечами, а президент отвернулась к окну и принялась разглядывать панораму деловой части Нового Парижа, стараясь взять себя в руки.

Архаичный, печатный экземпляр ответа Элен Декруа на последнюю официальную ноту республики лежал у неё на столе. Элоиза даже удивлялась: почему охватившая ее при чтении документа жгучая ярость не подпалила эту бумагу? Госпожа Декруа наконец отбросила пустопорожние общие декларации, двусмысленности и неопределенности, которыми пользовалась до сих пор мантикорская сторона, чтобы затянуть переговоры. Её новая нота представляла собой сочетание высокомерного изложения долгой истории неприглядного поведения Народной Республики в сочетании с резкими комментариями на тему того, что «конфронтационное, антагонистическое выражение гнева и нетерпения не способствует зрелому разрешению противоречий между звездными державами». Особо подчеркивалось, что Республика – как прямая наследница «прежних деспотических репрессивных режимов Народной Республики» – не имеет морального права «кутаться в мнимую мантию нравственного превосходства» и требовать возврата своей территории.

Очевидно, в ярости отметила Причарт, мнение самих «жертв деспотизма» никто из манти в расчет принимать не собирался. По существу, послание Декруа представляло собой плохо завуалированный ультиматум, содержавший требование к Республике безоговорочно принять все условия Звездного Королевства как плату за заключение мирного договора.

– Как видно, – сказала она кристаллопластовому окну, не оборачиваясь к собеседнику, – разумность наших предложений не произвела впечатления на Высокого Хребта и Декруа.

– Будь они заинтересованы в разумных предложениях, – почтительно указал Джанкола, – мы бы уже несколько лет назад подписали мир. И хотя до отправки нашей последней ноты я опасался, что усиление… нажима с нашей стороны может оказаться контрпродуктивным, вынужден признать, что оно все же сыграло свою положительную роль, заставив их раскрыть карты. Как ни прискорбно, госпожа президент, но требования, содержащиеся в их документе, на мой взгляд, показывают, чего они добивались с самого начала. Понимаю, вам неприятно это слышать, ибо на протяжении всего хода переговоров мы многократно расходились во взглядах. Мне даже известно, что вы испытываете сомнения относительно моей лояльности и готовности следовать выработанному вами внешнеполитическому курсу. Но, невзирая на наши прошлые разногласия, мы должны согласиться, что по своему тону нота правительства Высокого Хребта равнозначна декларации о намерении аннексировать все оккупированные Королевским Флотом звездные системы Республики.

В то время как гладкая речь Джанколы струилась, словно журчащий ручей, что-то внутри Элоизы Причарт скручивалось в тугой узел. Она снова напомнила себе о том, что сохраняющееся недоверие к Джанколе не обесценивает его выводы и заключения. Что бы она ни думала о его мотивах, лежавшее на её столе наглое, возмутительное послание написал не он.

Элоиза снова бросила взгляд на панораму города, и, когда её глаза остановились на здании Нового Октагона, она почувствовала, что в душе созрело решение. Еще на миг задержав взор на штабе Флота Республики, Причарт повернулась к Джанколе.

– Ну что ж, – глухо произнесла она, – они получат то, чего добивались!

– Прошу прощения, госпожа президент? – сказал Джанкола, даже забыв о намерении сохранять сочувственный тон.

Никогда раньше он не видел Причарт в таком гневе – просто не подозревал, что она способна так гневаться, – и на секунду его уверенность в собственной способности держать события под контролем несколько поколебалась. Он от себя такого не ожидал.

– Если они решили навязать нам жесткую игру, мы сыграем по их правилам, – пояснила она и, подойдя к настольному коммуникатору, набрала нужный код.

Связь установилась почти мгновенно. На дисплее появилось лицо Томаса Тейсмана. Причарт резко дернула головой.

– Слушаю, госпожа президент, – сказал Тейсман, похоже ничуть не удивившись.

В конце концов, лишь одиннадцать человек во всей Республике Хевен могли связаться с ним в Новом Октагоне по этой прямой, сверхсекретной линии.

– Том, сейчас в моем кабинете находится Арнольд Джанкола, – без обиняков начала она. – Он доставил официальный ответ Декруа на нашу последнюю ноту, и этот ответ не содержит ничего хорошего. Совсем ничего. Они не уступают даже на сантиметр.

– Понятно, – осторожно произнес Тейсман.

– Думаю, – продолжила она тем же невозмутимым тоном, – настала пора убедить их в ошибочности избранной ими позиции.

* * *

– Мне бы очень не хотелось всего этого говорить, – произнес Томас Тейсман в камеру, записывая строго секретное личное послание Хавьеру Жискару, – но, к сожалению, я вынужден…

Военный министр глубоко вздохнул.

– Это личное письмо, но сопровождающая его официальная депеша будет содержать приказ о приведении всех сил в повышенную боевую готовность. Элоиза заверила меня в отсутствии у неё намерения сделать первый выстрел, однако, на мой взгляд, риск того, что кто-то его сделает, существенно возрос.