Красный флаг. История коммунизма - Дэвид Пристланд

События у южных границ СССР, в Афганистане, казалось, подтверждали этот грустный прогноз. Авторитарный модернизатор Мухаммед Дауд все время увеличивал раскол между левым населением городов и правыми, чья идеология была построена на племенных традициях и исламе. В апреле 1978 года, без советского вмешательства, левая фракция коммунистической партии* «Хальк» («Народ») захватила власть в результате переворота под руководством Нура Мухаммеда Тараки и Хафизуллы Амина. Называя себя «детьми истории», эти приверженцы модернизма и урбанизации, многие из которых были школьными учителями, старались распространить грамотность и донести прогресс до сельской местности[791], но действовали они равнодушно и все чаще прибегали к силе. СССР, для которого Афганистан был стратегически очень важен, поддерживал новый режим, однако пытался, хотя и безуспешно, управлять происходящим. Когда вспыхнуло восстание в Герате, возглавляемое исламистскими партизанами[792], Москва решила перейти к действию и попыталась снять Амина. Это привело к обратному — Амин убил Тараки. СССР пришлось иметь дело с враждебным правительством[793]. В декабре 1979 года Леонид Брежнев принял судьбоносное решение ввести войска.

Советское вторжение было показателем слабости, а не силы, как многие тогда думали на Западе. Оптимизм 1970-х годов, когда Кремль оправдывал идеологические амбиции «третьего мира», закончился. Среди западных коммунистов тем временем военная конфронтация между блоками иногда порождала тревогу, особенно в компартии Италии, которую с 1972 года возглавлял осторожный аристократ с Сардинии Энрико Берлингуэр. Италия, как и большинство стран Западной Европы, переживала экономический кризис и проблемы в социальной сфере, но куда более важными были волнения рабочих; здесь действовали самые активные террористы в Европе, по большей части крайние левые, но также и крайние правые: в период между 1969 и 1980 годами в результате 7622 актов насилия погибло 362 человека, 172 человека пострадали. Берлингуэра беспокоили оба крыла экстремистов. Свержение Альенде, президента Чили, в 1973 году убедило его, что они столкнутся с угрозой переворота, так как коммунисты будут гораздо сильнее на выборах. Испанская коммунистическая партия, которой руководил Сантьяго Каррильо, придерживалась такого же взгляда, принимая во внимание революционный хаос, который они наблюдали в Португалии.

Берлингуэр был убежден, что коммунизм победит только в том случае, если конфликт между блоками, как и внутри стран, будет урегулирован. Решение он видел в «третьем пути» — чем-то среднем между социальной демократией и советским коммунизмом — в движении, которое стало известным как «еврокоммунизм». Такой строй позволил бы решить задачу по снятию напряженности, включая выполнение Хельсинских соглашений о правах человека, которые СССР подписал в 1975 году, но которые не соблюдал; он бы не принял милитаризм, характерный для холодной войны; он бы формально допускал многопартийные системы и «социалистический плюрализм». Больше всего итальянцев поддерживали испанцы, еще удалось заручиться помощью французов. В июне 1976 года на общеевропейской коммунистической конференции в Восточном Берлине все три партии заявили о своей политической независимости от Москвы и подвергли критике использование СССР военной силы при распространении коммунизма. В компромиссном документе, подписанном участниками, исчезли упоминания о «диктатуре пролетариата», а термин «марксизм-ленинизм» был заменен на «великие идеи Маркса, Энгельса и Ленина». Не было и критики НАТО, это сделали, чтобы защитить итальянцев, государство которых состояло в западном военном альянсе. В апреле 1978 года испанская партия стала первой коммунистической партией, которая формально отказалась от версии написания «марксистско-ленинский» в пользу варианта «марксистский, демократический и революционный».

И итальянская, и французская партии наладили контакт с оппонентами в своих странах. Берлингуэр начал претворять в жизнь свою концепцию «исторического компромисса» (compromesso storico), направленную на объединение с христианскими демократами для сопротивления угрозе фашизма и выхода Италии из кризиса. Во Франции коммунисты сотрудничали с социалистами Франсуа Миттерана в 1972 году на основе общих левых идей, далеких от ортодоксальной коммунистической программы. С 1940 года они впервые стали потенциальной правящей партией.

Тем не менее Берлингуэру не удалось создать новую, успешную форму коммунизма. СССР относился ко всему этому враждебно, опасаясь, что итальянцы создадут конкурирующий центр коммунизма, который сможет угрожать интересам СССР как в Восточной, так и в Западной Европе. «Сражаться с ленинизмом во имя марксизма — это непостижимо, — писала газета «Правда». — Нет ничего более абсурдного». У американцев это тоже вызывало подозрения, они до сих пор воспринимали еврокоммунизм как угрозу Западу. Тем временем итальянцы оставались более привержены еврокоммунизму, чем французы, чьи настроения и политическая культура были узкими и просоветскими.

Стратегии партий типа «Народного фронта» сталкивались с трудностями. Во Франции в выигрыше были социалисты, в то время как прежняя коммунистическая политика, в центре внимания которой находились интересы рабочего класса, казалась устаревшей. В 1978 году коммунисты, серьезно отстающие от своих социалистических союзников, стали отступать от прежнего одобрения принципов еврокоммунизма. Они приняли участие в социалистическом правлении[794], однако их неудача была неизбежна.

Итальянские коммунисты были изначально более успешными. Набрав 34,4% голосов на выборах 1976 года, они, конечно, не были самым крупным парламентским блоком, хотя именно им впервые со времен войны удалось лишить коалицию христианских демократов большинства голосов. Несмотря на то что до 1978 года коммунисты не занимали министерских должностей в правительстве, сформированном христианскими демократами, они поддерживали его извне и обладали значительным влиянием. Однако это были трудные в экономическом отношении времена. Партия вела себя как социал-демократические правительства стран Западной Европы: она старалась улучшить производительность за счет классового компромисса. Профсоюзы должны были сдерживать заработную плату, в то время как государство обязалось ввести справедливую систему налогообложения и направить экономику на освоение более продуктивных областей. Сначала профсоюзы шли навстречу партии, что помогло снизить инфляцию. Но в целом экономические реформы были неэффективными, отчасти потому, что не имелось взаимного доверия между социальными группами, а отчасти потому, что христианские демократы на самом деле не поддерживали этот союз.