Муссон - Уилбур Смит

Все они рвались в бой отомстить, ибо кровную вражду можно прекратить только кровью; они плевали в песок и проклинали Заяна аль-Дина и турок. Дориан в глубине души давал такие же клятвы.

Потом каждый полдень и каждый вечер, пока армия стояла у источников Гхайл-я-Ямин, они снова приходили в палатку Дориана и просили повторить рассказ; и если Дориан пропускал хоть малейшую подробность, они поправляли его, просили вспомнить каждый удар и каждый выстрел, напомнить, что именно делал каждый воин-соар перед смертью.

От источников Гхайл-я-Ямин армия начала следующий отрезок своего долгого пути на север, к Маскату. У каждого источника и прохода в горах к ней присоединялись воины других племен: балхаф и афар, бейткатир и харасис, так что, когда подошли к Мукайбару, набралось уже пятнадцать тысяч копий. Могучая армия растянулась по пустыне на десять миль.

Батула поведал одному из своих товарищей историю обращения Дориана. Ни один араб не в состоянии хранить тайну, особенно такую, и рассказ разошелся по всему лагерю, его повторяли по вечерам у каждого костра, и воины вспоминали пророчество древнего святого Теймтейма, потому что многие читали слова пророчества на стенах мавзолея святого. Они бесконечно спорили и клялись именем Бога, что аль-Салил несомненно сирота из пророчества и что с ним их победа предрешена.

Еще до начала Рамадана принц Абд Мухаммад аль-Малик воссядет на Слоновом троне в залах Маската.

За недели продвижения армии от Гхайл-я-Ямина к Мукайбару раны Дориана зажили: в воздухе пустыни нет вредных испарений, от которых раны воспаляются и загнивают. Когда он был готов занять место в рядах воинов, принц послал за ним. И когда Дориан шел по лагерю к шатру принца, все племена приветствовали его и сопровождали до самого шатра.

Воины остались у открытого шатра, а Дориан склонился перед принцем и попросил:

— Благослови, отец.

— Ты получишь мое благословение и мою благодарность, и многое сверх того.

Он хлопнул в ладоши, и Батула вывел вперед четверых великолепных беговых верблюдов. Каждый был накрыт роскошной попоной, на спине у каждого висели в чехлах копье, сабля и джезейл.

— Это мой дар тебе — небольшая плата за то, чего ты лишился в проходе Пестрой Газели.

— Благодарю за щедрость, отец, но я не жду награды за то, что выполнил свой долг.

Аль-Малик снова хлопнул в ладоши, и две пожилые женщины из племени соар, с плотно закрытыми лицами, подошли к Дориану и положили к его ногам груду шелков.

— Это матери Хасана и Салима, погибших в проходе, — объяснил аль-Малик. — Они просили меня даровать им честь вышить и украсить твое боевое знамя.

Женщины разложили знамя на полу шатра.

Длиной шесть футов, из голубого шелка, а на нем серебряными нитями вышито пророчество святого Теймтейма. Изящная надпись плыла и развертывалась на шелковом фоне, как течения и водовороты на поверхности быстрой голубой реки.

— Отец, это знамя шейха, — возразил Дориан.

— Отныне ты шейх. — Аль-Малик ласково улыбнулся. — Я возвысил тебя до этого звания. И знаю, ты понесешь его с честью.

Дориан встал и поднял знамя над головой, потом вынес на солнце. Толпа расступалась перед ним, воины шумно приветствовали аль-Салила и стреляли в воздух. Знамя плыло за Дорианом, как голубой змей на ветру. Дориан вернулся в шатер и простерся перед принцем.

— Ты оказываешь мне слишком большую честь, господин.

— В предстоящей битве ты будешь командовать левым флангом, шейх аль-Салил, — сказал ему принц. — Я отдаю под твое знамя четыре тысячи копий.

Дориан сел и серьезно посмотрел принцу в глаза.

— Отец, могу я поговорить с тобой наедине?

Принц жестом приказал опустить кожаные полы шатра, а аль-Алламе и остальным своим придворным удалиться. Они остались вдвоем.

— О чем еще ты просишь меня, сын мой? — Аль-Малик наклонился ближе к нему. — Говори, и получишь желаемое.

В ответ Дориан развернул знамя и пальцем провел по надписи с пророчеством.

— «Он объединит разделенные пески пустыни», — прочел он вслух.

— Продолжай, — сказал принц, нахмурившись. — Я не понимаю, о чем ты.

— Мне кажется, святой возложил на меня еще одну обязанность. Говоря о песках пустыни, святой имеет в виду разделенные племена, которые враждуют друг с другом.

Теперь принц кивнул.

— Возможно, это правда, — согласился он. — Хотя к нам пришли многие племена, масакара, харт и бани-бу-хасан все еще слушаются военного барабана Якуба и Блистательной Порты.

— Позволь мне пойти к ним под этим знаменем, — попросил Дориан. — Пусть увидят цвет моих волос, и я поговорю с ними о пророчестве. Потом, если Аллах будет милостив, я приведу тебе еще десять тысяч копий.

— Нет! — Принц тревожно вздрогнул. — Масакара предатели. Они вспорют тебе живот и выставят тебя на солнце. Я не могу так рисковать.

— Я сражался против них, — негромко возразил Дориан. — Они должны уважать во мне достойного противника. Если я приду к ним один и отдамся в их власть как путник, они не посмеют пойти против учения пророка. Им придется выслушать, что я пришел сказать.

Принц, явно встревоженный, беспокойно погладил бороду. Дориан говорил правду. Пророк возложил на верующих долг защищать пришедшего к ним путника.

— Все равно я не могу подвергнуть тебя такому риску, — сказал он наконец.

Дориан возразил:

— Рискуем одной жизнью, а приобрести можем десять тысяч копий. Отец, ты не можешь отказать мне в возможности выполнить то, что записано.

Наконец принц вздохнул.

— Как масакара устоять перед твоим красноречием? Я не могу. Хорошо, аль-Салил, отправляйся к ним моим посланником. Но клянусь рыжей бородой пророка, что, если они причинят тебе вред, смертей будет столько, что не смогут летать насытившиеся стервятники со всей Аравии.

На закате следующего дня принц один сидел на камне на вершине низкого холма за оазисом. Четыре верблюда вышли из лагеря армии и прошли мимо, направляясь на север, в лиловые сумерки. Дориан ехал на первом, ведя второго в поводу. Батула следовал за ним и тоже вел за собой верблюда. У обоих всадников были закутаны лица. Посмотрев на принца, Дориан приветственно опустил копье, и принц поднял в благословении правую руку.

Абд Мухаммад аль-Малик печально смотрел им вслед. Стемнело и над головой вспыхнули великолепные звезды, когда он наконец встал с камня и пошел к огням лагеря в широкой долине Мукайбара.

* * *

В сезон прохлады, когда ветры дуют с моря, за месяц до наступления Рамадана, армия аль-Малика встала под Маскатом и смотрела, как ей навстречу выходят турки и племена, верные калифу.

Аль-Малик со своими военачальниками сидел под кожаным навесом на выступе скалы, выходящем на равнину, и вся его армия находилась под ним. Он поднес к глазу длинную медную подзорную трубу и принялся разглядывать разворачивающиеся части противника. В центре располагались турки, их кавалерия — в авангарде, всадники на верблюдах сзади.