Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Том 1 - Джонатан И. Израэль

Однако в то же время эти созидатели культуры, среди которых Стевин играл не последнюю роль, хотели, чтобы люди были не просто дисциплинированными, но и выказывали уважение к аристократической власти, не принимавшей участия в политике, а также были покорными перед лицом смутного состояния церковных дел. Эта поразительная смесь, лежащая в основе новой голландской культуры, включала в себя эразмскую терпимость, свободу совести, внешнее подчинение и бескомпромиссную уверенность в высоком нравственном предназначении образования и литературы, она достигла своей кульминации в жизни и работе писателя-аристократа Питера Хофта (1581–1647 гг.), сына амстердамского бургомистра Корнелия Хофта. Хофт был еще одним неостоиком, политическим деятелем и строгим морализатором, который стремился усовершенствовать общество и одновременно переступить пределы конфликта религиозных течений. Он также был самым одаренным голландским писателем до Вондела и написал кое-что из наиболее высокой голландской поэзии и прозы золотого века. Его целью было не только облагораживание литературного голландского до уровня, сопоставимого с литературным французским и итальянским — в то время лишь эти два современных языка имели международный престиж как интеллектуальные и литературные средства, — но и прививание уважения к стабильности и порядку и облегчение теологических волнений и политических напряжений путем продвижения аскетических идеалов римской республиканской литературы и философии.

Хофт был умеренным сторонником Оранских, он верил, что «выдающийся человек» над всеми расслоениями общества был необходим для достижения той упорядоченности, о которой он мечтал. Он видел опасность в выбранном Олденбарневельтом и его союзниками направлении, но в дальнейшем также был глубоко разочарован неспособностью Морица оставаться вне религиозного конфликта.

Он впервые достиг превосходства аллегорической идейной драмы в Geeraerdtvan Valsen (1613 г.), пьесе о тирании, но также и об опасностях восстания против тиранов во времена голландского графа Флориса V, которая оставалась популярной среди амстердамских театралов в течение всего семнадцатого века. Еще более актуальным был его спектакль Baeto (1617 г.), который провозглашал — по мере того как борьба между ремонстрантами и контрремонстрантами приближалась к кульминации, — что гражданская война — это худшее из зол, идеализируя индивида, имеющего настолько сильное чувство ответственности перед обществом и государством, что он даже будет готов пожертвовать своими интересами для более великого дела. Как истинный неостоик, Хофт всегда оставался над конфликтом, но вследствие государственного переворота Морица решил, что он больше не может убеждать людей напрямую и что театр больше не служил его литературно-философской цели. После 1618 года он переключился на написание длинных исторических работ — о великом французском политике Генрихе IV и о голландском восстании. Хофт, писатель-аристократ, в известной мере скомбинировал наследие Липсия и Корнхерта, отразив социальную и политическую неопределенность, которая лежала в основе голландского золотого века.

Осознанный поиск новой отдельной культуры в северных Нидерландах также привел к основанию первого университета на севере от рек, в Лейдене, в феврале 1575 года. Голландский центр образования, основанный накануне переговоров в Бреде, своей целью имел поддержание политического и религиозного сепаратизма Голландии и Зеландии. Новое учреждение было необходимо, с одной стороны, чтобы дать образование регентам и знати и обучить чиновников и профессионалов, которые укомплектовали бы мятежное государство, и, с другой стороны, чтобы снабжать проповедниками публичную церковь, которая, насколько это возможно, стремилась нанимать проповедников из числа выпускников университетов. Но хотя нужды новой церкви были благоприятным фактором, как показывают решения Голландии, они не были первостепенным мотивом. С самого начала подразумевалось, что новая академия должна не только обучать теологии и законам, но и привлекать лучших ученых и выделяться в сфере гуманистических наук, математики, медицины и истории. Конечно же, церковь хотела, чтобы новый университет находился под ее наблюдением, а конкретно под наблюдением южноголландского Синода. Но Оранский и Штаты дали категорический отказ такой официальной связи, дав новому университету больше независимости от церковного влияния, чем где бы то ни было в Европе.

Структура университета предоставляла контроль семи кураторам, три из которых назначались Штатами, а четверо были лейденскими бургомистрами. Вплоть до 1618 года это обеспечивало избегание узкого религиозного подхода и господство «свободомыслия», как его называли строгие кальвинисты. Несомненно, традиционный кальвинизм не оказывал господствующего влияния в начале, в частности, не среди кураторов и профессоров. Ни Липсий, ни Бонавентура Вулканий, еще один столп Лейдена в 1580-х годах, не были убежденными кальвинистами, но Томас Социус, назначенный в 1584 году профессором римского права, был, наоборот, католиком. Плантин в 1585 году отмечал, что студенты-католики не подвергались давлению в Лейдене, в то время как лидер католического возрождения в Голландии, Сасбаут Восмер, сожалел о готовности католиков обучаться там.

Однако в течение нескольких лет этот дух либерализма ослабил университет, особенно факультет теологии. Неудивительно, что изначально новая академия оказалась менее преуспевающей, чем надеялись Вильгельм Молчаливый и Дауса, учитывая, что само выживание мятежного государство до 1590 года было под сомнением. Но недостаточно хорошая репутация Лейдена среди традиционных кальвинистов, которые в основном предпочитали Гейдельберг или Женеву, усложняла ситуацию. Удивительно, что число студентов в Лейдене действительно уменьшилось в 1580-х годах в период большого наплыва протестантских беженцев с юга. Вильгельм Баудартиус, будущий контрремонстрантский теолог и переводчик, был одним из немногих иммигрантов, которые обучались в Лейдене. Но после завершения учебы он остался там лишь ненадолго перед тем, как уехать во второй университет республики, открытый в 1585 году во Франекер. Комитет кураторов, профессоров и бургомистров был собран в Лейдене в мае 1586 года для обсуждения причин плохого впечатления, производимого университетом, и того, как преодолеть его упадок. Адриан Саравия (около 1532–1613 гг.), строгий кальвинист, назначенный профессором теологии в 1584 году, а затем — Великолепным ректором, связывал провал с недавними военными успехами Испании, сделавшими страну незащищенной, а также с новым университетов во Франекере, который отвлекал студентов от Лейдена. Однако бургомистры считали виновным во всем недостаток профессоров, и в особенности отсутствие самого Саравии, который часто был в отъезде, советуясь с Лейтером в Утрехте, вместо того, чтобы преподавать. Липсия просили предложить реформу — знак того, что ортодоксальным взглядам уделялось мало внимания, — и он порекомендовал расширить круг преподаваемых дисциплин, введя более классический стиль преподавания и философию.

Слабость северных университетов сохранялась до начала 1590-х годов и увенчалась отъездом Липсия из Лейдена. Перспективные студенты держались в стороне, но их было немного. Саравия пришел к полной катастрофе, закончив свою карьеру в 1587 году недобросовестной попыткой спровоцировать переворот в пользу Лестера, чтобы захватить город. За первые двенадцать лет (1575–87 гг.) всего 131 студент записался на курс теологии в Лейдене. Франекер тоже ослабел. В первый год своего существования в основанный Штатами Фрисландии и штатгальтером Франекер пришло всего тридцать шесть студентов, а в 1580-х годах еще меньше. Университет выжил и, более того, казался подходящим для выполнения основной задачи Штатов — обучения молодых фризов для службы в провинции. Но в первые годы существования Франекер привлекал только фризов и омменландцев.