Эльфийская сага. Изгнанник - Юлия Марлин

Впрочем, худо было не ему одному. Всем тем, кого исчадия пленили и бросили в подземелья Гелиополя позапрошлым вечером. Здесь царствовали смутный свет и тишина; за стенами и крышами наоборот — стояло теплое и летнее утро.

Во время правления Лагоринора эти казематы использовали в качестве тюрем для свирепых орков с юга, диких ведьм с запада, да беспощадных троллей и гоблинов с севера и востока. Ныне, камерам, запертым ржавыми замками, суждено было стать последним приютом светлого эльфийского народа. Судя по разговорам, сегодня на заходе в город заявится лорд главнокомандующий, чтобы лично проследить за тем, как Детей Рассвета отправят на казнь.

Лорд главнокомандующий? Габриэл. Кто же еще.

Полыхающий фонарь, блестевший в скобе коридорной двери, задрожал. По стенам побежали безликие формы. Горька судьба низвергнутых — нет им спасения, нет им пристанища; повсюду гонимы, везде нежеланны.

Сбоку пошевелился Лекс. Кажется, он больше прочих был сломлен предательством Учителя. Свет его чистых глаз угас, кожа потемнела, локоны поблекли. Жизнь крепкого, юркого паренька держалась на волоске. Горе было столь велико, что он не мог пошевелить и пальцем.

— Лекс, — позвал Эридан. — Не бросай меня.

Грозовая Стрела поднял голову. Слипшиеся, пересохшие губы разошлись:

— Вечером нас все равно убьют. Лучше я отправлюсь к Последним Вратам по доброй воле, чем позволю покрыть себя позором. Я… воин, — он сдвинул русые брови к переносице, — я не дам им лишить себя чести.

Честность друга бросила Эридана на дно темноты. Лекс был прав. Арианна и Лютый, наверняка, уже мертвы, Остин и Мардред тоже. Если все, что им осталось, это последовать в вечную весну, — глаза Эридана полыхнули зеленой сталью, — они уйдут не как побежденные, но как воины, бившиеся за свободу до последней капли крови.

— Сделай кое-что в память об Алиане Горном Лисе, — попросил пепельноволосый мальчишка.

Грозовая Стрела не поднял головы. Эридан продолжил:

— Устрой пожар.

Солнечный эльф удивленно посмотрел на друга. Легкий отблеск жизни заиграл в ярко-синих глазах.

— Пожар? — Он бросил взор через плечо.

По сумрачным коридорам бродили тюремные стражи, едко посмеиваясь и позволяя недобрые шутки в сторону пленных. Звенели адамантовые доспехи, сыпали огнями гребнистые шлемы. Где-то в соседней каморке устроился надзиратель. По внутренним лестницам и залам лязгали солдаты, там же, чуть выше, расположились три сотни воинов, захвативших Гелиополь.

— Да, — Лекс загорелся идеей. — Спалим подземелье. Отправим исчадий в ад.

Эридан воодушевленно кивнул. Это в память о тебе, сестра, подумал он, усаживаясь напротив друга. Чародей Алиан открыл в Грозовой Стреле Мага Огня и только-только научил основам управления пламенной стихией. Эридан понятия не имел, к какой стихии лежали его способности, но почему-то был уверен, что тоже к огненной. Если он напитает друга своей энергией, передаст всю свою силу, у Лекса может получиться. Читай на Книгоед.нет

Юноша глянул на факелы, рассыпанные вдоль стен. Присмотрев подходящий, он мотнул серебристой головой:

— Вон тот, левее. Используй его.

Лекс закрыл глаза и выдохнул. Брат Арианны опустил руки ему на плечи и сосредоточился. Ладони закололо. Эльфийская сила потекла от эльфа к эльфу и стала заполнять опустошенное тело Грозовой Стрелы.

Тьма еще не покорила меня,

Рок еще не сломал…

Обескураженный Эридан открыл глаза и обернулся.

Это напел Андреа. Он теребил пальцами широкие рукава полукафтанья — исчадия отобрали его лютню, и ему не хватало прекрасного инструмента, к которому он привязался в приюте.

Не сдамся огню,

Не сдамся врагам…

В дальнем углу, прислонившись спиной к камню, Хегельдер Могучий Ясень и братья Левеандил и Рамендил устало подняли головы. Багровые отблески выхватили их безжизненные лица, точно выточенные алмазным ножом из серого камня. Подле них, обхватив золотистую голову, молчал печальный Мьямер. Едва услышав напев, молодой страж оживился; глаза засверкали первой росой.

Не страшно уйти,

А страшно смириться…

Седой лекарь Эстрадир открыл глаза; рядом с ним зашевелился его друг травник Илмар.

В другом конце клетки, сидя на голом полу, пошевелились влюбленные супруги. Люка одной рукой нежно обнимал жену за талию, второй сжимал ее дрожащие пальцы. Она положила голову на его плечо и беззвучно плакала. Но как только шелковый голос менестреля коснулся их слуха, пара воспрянула. На эльфийских губах занялась светлая улыбка. Возле них, обхватив притянутые к лицу колени, покачивался остриженный Элла Звездное Пламя (не успел мальчик почувствовал вкуса свободы после аяс-иритского плена, как тот час угодил в новый). При звуке эльфийской песни он ожил.

Не боли боюсь,

А судьбе покориться….

Агроэлл Летняя Флейта и Колибор Лунный Журавль, принесший скорбную весть первому о смерти брата Трома, величественно повернулись. В серебре их роскошных волос вспыхнул свет луны.

Подстреленный лучник Эллион, отползший к решетке и обхвативший грязные, закопченные прутья, обернулся. На его плече алело большое пятно, лицо искажала боль. Однако, услышав ликующий мотив, он улыбнулся.

Андреа пел и в торжество его гимна стали вплетаться высокие, дивные голоса, что были чище снежного серебра, нежнее весеннего дождя, величественнее пик Сапфировых гор. Через миг напевало все гелиопольское подземелье:

Холод можно стерпеть,

И во тьме есть свой путь,

Не от смерти бегу,

А от вражеских пут.

Голод друг мне теперь,

А клинок — младший брат.

Поле брани зовет -

На войну — погибать…

Звездный свет даст мне сил,

Солнце станет броней,

В переливе ветров,

Я схлестнусь с темнотой,

И умоюсь огнем,

И познаю металл,

Но не дрогнет рука,

Пусть печален финал!

Тюремщики зарычали ругательства и направились к клеткам, чтобы наказать певцов. Из ножен поползли мечи, с плеч сорвались свистящие хлысты.

Эридан сглотнул и сжал плечи Лекса до боли.

— Сейчас! — Воскликнул он.

Грозовая Стрела выбросил левую руку в сторону факела и повелел:

— Подчинись!

Мирно дремавшее в специальном металлическом кольце пламя взлетело багровым полотнищем, с силой лизнув потолок. Раскаленная жидкость брызнула во все стороны, покрывая исчадий кипящими каплями. Они взревели и бросились прочь.

Лекс повернул ладонь — повинившаяся его воле стихия огня выплеснулась из бронзовой рукояти. С похоронным ревом она потекла по узким тюремным коридорам и через миг приняла форму дракона. Он превосходил самые огромные морские суда, когда-либо виденные эльфийским взором. Над огромной головой клубился пламенный нимб, змеистое тело, словно начертанное кистью художника, полыхало металлическими чешуйками, где каждая была не меньше двадцати футов в ширину; гигантские когтистые лапы высекали водопады искр, жалящий копьем хвост стегал стены бичами разъяренных орков.