Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №9 - Журнал «Домашняя лаборатория»

class="p1">Его можно было понять: Данилов не обедал у Муравлевых, и Кудасов три недели напрасно шевелил усами, ловившими запахи муравлевской кухни.

Данилов и сам был не прочь поесть нынче сытно. Он шепнул Кармадону:

— У меня есть на представительство. Все равно бухгалтерия их потом спишет.

— Ну, валяй, — сказал Кармадон.

Данилов ввел Кудасова в комнату, представил его гостям-ветеранам.

— Кудасов, Валерий Степанович, лектор по существенным вопросам.

Земский отчего-то хохотнул, а водопроводчик Коля Кудасову очень обрадовался.

Данилов, наблюдавший за ноздрями и усами Кудасова, сострадал гостю. Кудасов учуял аромат жаренной на углях баранины, а предположить мог одно: она уже съедена, он опоздал. Данилов пошел на кухню, получил заказ из двенадцати предметов, выписал — по слабости и легкомыслию — еще и ресторанный столик на колесиках, на этом столике привез закуски, напитки, горячие блюда в комнату.

— Андрей Иванович угощает, — сказал Данилов.

Кудасов оборвал умные слова. Усы его приняли стойку.

Потом по кудасовским усам текло. Но и в рот попадало.

— А вот, Валерий Степанович, — сказал водопроводчик Коля, закусывая жареным хеком, — насчет синего быка что вы объясните?

— Насчет синего быка, — кивнул Кудасов и подцепил вилкой новый кусок баранины.

— Да, насчет синего быка, — поддержал Колю Данилов.

— Ну что же, — сказал Кудасов, — сейчас ясно одно. Родиной исполинского быка являются скорее костромские леса, нежели принсипские хинные рощи.

— Да куда им, хинным рощам-то! — сказал Земский.

— А он не от пришельцев? — в упор спросил Коля.

— Каких еще пришельцев? — снисходительно поглядел на Колю Кудасов.

— Все говорят, — сказал Коля. — Это пришельцы их сюда завезли. Три тысячи лет назад. А когда уехали, законсервировали их до поры до времени в спячке. А эти две штуки из спячки вышли.

— Консервируют быков, — засмеялся Земский, — на мясокомбинатах!

Андрею Ивановичу из Иркутска слушать про быков такие слова было неприятно, он поморщился и сказал:

— Да что вы все про быков и про быков! Про этого синего в Москве стали забывать, а вы вспомнили! Теперь в Москву стоматологи приехали, про них говорят.

Андрей Иванович был прав. Два дня как отбыл бык Василий в Канаду, а казалось, что прошла вечность. Панкратьевские страсти и разговоры словно забылись. А о том быке в белую полоску в Москве совсем не помнили. О быстротечность московской жизни! Будто и нет в тебе неводов!.. Собрался в Москве конгресс стоматологов, вот о нем теперь и рядили. Клавдия Петровна уже отсидела на открытии конгресса с гостевым билетом, теперь желала попасть на пленарное заседание. В публике шли слухи, что в последний день работы конгресс специальным решением запретит бормашины. Отныне зубы станут лечить без всякой боли технической водой и сжатым воздухом. Множество чудесных событий летело своей чередой, где уж тут было удержаться в центре внимания синему быку!

— А этот, ихний Бурнабито, — опять вступил Коля, — я в транзисторе слышал, решил возле дома на лужайке своему быку поставить памятник, из одной бронзы. Стоит, значит, бык и ногу переднюю держит на упавшем женском теле, на Синтии этой, вроде он ее победил…

— Ну вот видите, — сказал Кудасов, — при чем же здесь пришельцы!

— Точно? — спросил Андрей Иванович. — Такой памятник будет?

— Передавали так, — сказал Коля. — Или вот анекдот я про синего быка слышал.

Анекдот был неприличный, для быка обидный, и Данилов, чтобы оберечь от него ранимую натуру Кармадона, прервал анекдот тостом, посвященным съезду стоматологов. Дальше пили и закусывали, Данилов дважды прикатывал из кухни на столике сменные блюда с напитками, не раз компания впадала в хоровое пение. Еще в бане водопроводчик Коля напомнил Андрею Ивановичу песню "Ромашки спрятались, увяли лютики…", и теперь Андрей Иванович ее с удовольствием пел. Их с Колей поддерживал пока еще не уставший от угощений Кудасов и, что удивительно, тишист Земский. И Данилов запел ради компании. Песня их была услышана находившимся за стеной духовиком из детской оперы Клементьевым. Тот сейчас же — и зычно — заиграл про лютики на электрооргане. "Да что он шумит-то! Этак рыбу в реке глушить можно! — рассердился Кармадон. — Он и ночью гремел!" И опять в электрооргане за стеной что-то взорвалось.

В разгар застолья позвонила Клавдия.

— Данилов, ты мне нужен, — сказала она. — Сейчас я за тобой заеду.

— Извини, — сказал Данилов. — У меня гости…

— Бабы или мужики?

— Мужчины, — сказал Данилов.

— Сколько вас?

— Пятеро…

— Вот и хорошо, — сказала Клавдия. — Один лишний. А четверых я заберу…

— Куда заберешь?

— Тяжести таскать! Надеюсь, настоящие мужчины не откажут даме в помощи…

— При тебе есть Войнов…

— Войнов! Войнов создан для науки. Турки у него… Ладно. Жди меня, — сказала Клавдия Петровна и повесила трубку.

Через полчаса Клавдия прибыла. Вид имела спортивный, будто собралась на лыжную прогулку. Она оглядела гостей Данилова, осталась ими довольна, присела на минуту, давая мужчинам время на сборы.

— Я вас моментально привезу обратно, — сказала Клавдия. — Там дел всего минут на пятнадцать… Я бы и одна, но камни тяжелые…

Николай Борисович Земский сейчас же сослался на больничный лист и люмбаго, вызвался сторожить квартиру Данилова.

— А вам и все равно не осталось бы места в машине, — сказала Клавдия. — И потом, такие огромные мужчины, как вы, они ведь самые бесполезные.

Земский кивнул, согласившись.

Клавдия спешила, коридором и на улице, к машине, шагала быстро, не оглядываясь, уверенная в своих помощниках, а те старались от нее не отставать. Данилов-то — по привычке, водопроводчику Коле было все равно, где теперь исполнять песню "Прошу меня не узнавать, когда во сне я к вам приду", но спешили, втянутые в движение Клавдиевой энергией, и Кудасов, кому подобное движение прежде было бы чуждо, и Кармадон, вот что примечательно. И потом ехали в войновской "Волге" в некоем напряжении, куда — неизвестно. Но все — в готовности сейчас же исполнить просьбы Клавдии. Или требования. Она сидела за рулем решительная, зловещая, как царица Тамара в холодном ущелье Дарьяла. Было темно, и Данилов не понял, куда их завезли. Выскочили из машины возле забора товарного двора какого-то вокзала, скорее всего Ярославского, Клавдия раздвинула коричневые доски забора, пропихнула в щель водопроводчика Колю, Кармадона, Данилова — сама пролезла на товарный двор, а Кудасова оставила возле щели в дозоре. То сугробами, то по шпалам, то под товарными вагонами Клавдия долго вела помощников, будто группу диверсантов, и наконец вывела к кирпичной стене. Возле стены стояли сбитые из досок ящики, присыпанные снегом.

— Два берем! — сказала Клавдия. — Ты, Данилов, с этим! А я — с этим!

У Данилова "этим" был водопроводчик Коля, у Клавдии — Кармадон. Ящики оказались тяжелыми, килограммов по семьдесят, лишь