Десятая жертва - Роберт Шекли

Мое убеждение, или, давайте скажем, моя теория, что тут, в тюрьме, действуют люди, которые с большого расстояния управляют Духом Места. Что я имею в виду под «Духом Места»? Я говорю об особенностях, которые придают индивидуальность определенным географическим районам. Другими словами, Дух Места — это сочетание ассоциаций и взаимосвязей, объединяющих прошлое и будущее района. Очертания его границ определяют поведение граждан и даже дают окраску приключениям, которые переживают посетившие данный район.

Посмотрим на это еще проще: в Венеции случаются венецианские приключения, в Хабокене — хабокенские, и можно держать пари, что среди каменистых горных пейзажей Чирикахуа случаются приключения апачей.

Так же и с Парижем, городом, который быстро втягивает приехавшего в дух переживаемого времени. Конечно, у Парижа не один аспект. Многообразный и многослойный, он представляет множество лиц, возможностей и настроений. Все зависит от того, в какой Париж вы приехали. Или, точнее, какой Париж проходит через вас. Париж Жана Вальжана, Виктора Гюго, или Париж Осмена, или Париж Дантона, или Париж Комеди Франсез? Возможностей много, но любой выбор будет французским, а все вместе представят коллективную судьбу галльской сущности, по-прежнему развивающейся совокупности тенденций, что и есть Франция.

И пока я думал, мне пришло в голову, что после того как Анри, шеф-коп-повар, кланяясь, оставил меня, появилась серьезная возможность, чтобы реальные правила моей ситуации стали меняться. Мы оставили зыбкий мир разоблачений и вошли в новое царство фарса, французского фарса, глупей которого ничего нет. По крайней мере, так я думал.

— Иветт! — воскликнул я. Только что я думал о ней, и вот она стоит передо мной. Со СВОЕЙ улыбкой на лице. С соответствующей улыбкой. Знаете, что я имею в виду? Улыбка, которая говорит вам, что вы приняты в игру. — Привет, бэби, — хрипло проговорил я. — Мне приятно думать, что это ты.

— Правда? — так же хрипло произнесла Иветт.

— Vraiment,[65]— ответил я. — Правда, что это ты, та самая одна-единственная, давным-давно обещанная мне в другой стране?

— Больше не ищи, — посоветовала Иветт. — Я здесь, вечная женственность, поселившаяся в невечной женщине.

— Я люблю слушать, как ты говоришь, — признался я. — Где ты научилась этому?

— В Барбизонской школе метафизической чепухи.

— Лэндсмен! — воскликнул я.

— Ваймеранер, — ответила она.

Я подошел ближе и коснулся ее лица. Почувствовал щетину. Открыл глаза. Узрел инспектора Фошона, терпеливо улыбавшегося, выпятив нижнюю губу, и с похвальным милосердием ждавшего, пока я полностью проснусь и приду в себя.

— С вами все нормально? — спросил он.

— О, конечно, прекрасно, — ответил я. — Приговор уже утвержден? Куда собираются меня выслать? На остров Дьявола? В Новую Каледонию? Если у меня есть выбор, мне бы приятнее было отбывать срок в замке Иф. Знаете, я большой почитатель Дюма.

— Возьмите себя в руки, — с отеческой строгостью проговорил Фошон. — Пойдемте со мной в офис. Произошла нелепая ошибка.

Мы зашагали по коридорам, сделанным не по меркам человека, поднялись на второй этаж в офис, куда не заглядывало солнце, в мрачное чистилище галлов, где меня лишили свободы. Фошон предложил мне поудобнее устроиться в большом кресле, которое он держит только для уважаемых посетителей, и послал за кофе с молоком и круассанами.

— Очень любезно с вашей стороны, — поблагодарил я. — А как там обед гурмана, который я раньше заказал Анри, шеф-стражнику?

Фошон озадаченно уставился на меня, потом с явным удовольствием разулыбался.

— А, вы шутите! Прекрасно! У вас, наверно, была галлюцинация. Простите, но у нас нет службы изысканных обедов для заключенных. Однако я бы с удовольствием сегодня вечером пригласил вас в первоклассный ресторан, чтобы отчасти искупить глупейшую ошибку моих подчиненных. Понимаете, я сказал Жаку Лефевру, младшему офицеру, если это правильно звучит по-английски, заглянуть по пути в отель и попросить вас прийти и встретиться со мной. Жаку самому этого сделать не удалось, и он, уходя, оставил поручение, которое по странным обстоятельствам попало на рю Морг. Его ординарец, не знаю, правильное ли это слово, и помощники поняли так, что им поручено доставить вас. И они, считая, что вы обычный преступник, использовали обычные методы: грубо ворвались в ваш номер в отеле. Еще раз повторю, je suis dé solé[66]и прошу прощения.

— Ничего страшного не случилось, — пробормотал я, пожимая протянутую руку Фошона. У меня мелькнула мысль, что вся эта история, арест и потом извинения, могла быть полностью инсценирована для того, чтобы я оценил преимущества сотрудничества.

— Для чего вы хотели меня видеть? — спросил я.

— Моя новость доставит вам большое удовольствие. Мы все узнали о вашем друге Алексе Синклере. Неплохая работа парижских топтунов, а?

— Нет, — согласился я. — Вернее, да, и вправду очень хорошая. Когда я смогу его увидеть?

Фошон поднес зажигалку к «галуазке». С сигаретой в середине выцветшего рта «бантиком», сощурив французские голубые глаза от табачного дыма, он наклонился вперед, ближе ко мне, и сказал:

— Ах! Что касается встречи, то боюсь, там есть трудности.

В «Ле Пер Транкиль», как обычно, толпился народ. В кафе под открытым небом в защищающих от солнца очках сидели поклонники парижских улиц. Я заказал омлет и бутылку оранжада и ждал, глядя на мир пожелтевшими увядшими глазами. В этот момент вслед за Гамлетом я мог сказать: нет ни мужчин, восхищающих меня, ни женщин.

Появился мим Арне, с набеленным лицом и накрашенным «бантиком» клоунским ртом. На нем были черные мешковатые штаны и клетчатая куртка с надписью: «W.C. Fields». Он некоторое время показывал свой номер, а потом подошел к моему столу и сел.

— Как жизнь? — спросил он.

Я сделал итальянский жест, означающий ничего нового.

— Плохо, как всегда? — сказал Арне.

— Недавние приключения с твоим другом Эстебаном не сделали ее лучше. — Я коротко пересказал ему события предыдущей ночи в Булонском лесу.

— Я никогда не говорил, что он мой друг, — внес поправку Арне. — Впрочем, может, он шутил. Эти южноамериканцы великие шутники.

— Я это заметил.

— Не беспокойся, — проговорил он. — Скоро что-то произойдет.

— Именно этого я и боюсь.

Арне вернулся к своему представлению и оставил в темноте незнания меня и мир. Я сидел и пытался вычислить, в какой момент в игру вошли южноамериканцы и какой смысл заключался в том, что рассказал мне Фошон. В таком настроении и нашел меня Найджел, когда прогулочным шагом, поигрывая ротанговой[67]тростью и геройски выпятив вперед подбородок, подошел к столику. Он был в безукоризненно белом летнем костюме и франтовато надвинутой на один глаз панаме.