2666 - Роберто Боланьо

наугад в библиотеке жертвы. Ты что-нибудь из этого читал? — спросила директриса. Хуан честно признался, что не читал. Это хорошие книги, сказала та, некоторые из них трудно достать здесь, в Санта-Тереса. Она их выписывала из столицы, сказал Хуан.

Следующей жертвой стала Адела Гарсия Себальос, двадцати лет, работала на фабрике «ДанКорп», зарезана ножом в доме своих родителей. Убийца — Рубен Бустос, двадцати пяти лет, с которым ранее Адела проживала на улице Такскенья, номер 56, в районе Мансера, и с которым у нее был общий годовалый ребенок. За неделю до убийства пара начала ссориться, Адела переехала в дом к родителям. Согласно показаниям Бустоса, женщина намеревалась бросить его ради другого мужчины. Бустоса задержали без труда. Он закрылся в своем доме в районе Мансера, но у него из средств защиты был только нож. Судейский Ортис Ребольедо выстрелил и зашел в дом, а подозреваемый спрятался под кроватью. Полицейские окружили кровать, из-под которой тот не хотел вылезать, и пригрозили изрешетить его пулями. Лало Кура тоже принимал участие в задержании. Время от времени из-под кровати показывалась рука Бустоса — он сжимал в ней нож, которым убил Аделу, и пытался ранить копов в щиколотку. Полицейские смеялись и отпрыгивали. Один из них вскочил на матрас, и Бустос попытался проткнуть матрас и ранить его в стопу. Полицейский по фамилии Кордеро, пользовавшийся в третьем участке славой самого длинного члена, принялся справлять малую нужду, целясь прямо под кровать. Бустос смотрел, как моча струится по полу и затекает туда, где он засел, и начал всхлипывать. В конце концов Ортис Ребольедо устал смеяться и сказал, что, если подозреваемый не выйдет, его пристрелят. Полицейские увидели, как из-под кровати на четвереньках вылезает этот мерзавец, и отволокли его в кухню. Там один из них набрал кастрюлю воды и вылил на него. Ортис Ребольедо встряхнул Кордеро за ворот и пригрозил, что, если в машине останется запах мочи, он его, Кордеро, заставит платить. Тот уже еле дышал от смеха и пообещал, что ничего такого не случится. А если он нассыт, шеф? — спросил он. Я умею по запаху отличить, где чья моча, заметил Ребольедо. Моча этого пидора должна пахнуть страхом, а твоя воняет текилой. Когда Кордеро зашел на кухню, Бустос рыдал. Всхлипывая, что-то говорил о своем сыне. Говорил о родителях, причем было непонятно, имел ли он в виду своих или родителей Аделы, что стали свидетелями убийства. Кордеро набрал кастрюлю воды и с силой окатил его. Потом снова налил — и снова вылил. Штаны у полицейских, которые стерегли Бустоса, промокли, равно как и их черные ботинки.

Так что же именно не могла более выносить эта учительница? — спросила Эльвира Кампос. Жизнь в Санта-Тереса? Смерти в Санта-Тереса? Несовершеннолетних девочек, которые умирали, а всем было плевать? Достаточно ли этого для того, чтобы молодая женщина покончила с собой? Она повесилась по этой причине? Крестьянка, которой пришлось работать не покладая рук, чтобы выбиться в учителя, поэтому покончила с собой? Одна среди тысяч? Одна среди ста тысяч? Одна из миллиона? Одна из ста миллионов мексиканцев?

В сентябре почти не убивали женщин. Случались драки. Еще был наркотрафик и задержания. Еще были праздники и горячие бессонные ночи. Были груженные кокаином грузовики, что ехали через пустыню. Были самолетики «Сессна», которые низко-низко летали над пустыней, подобные духам индейцев-католиков, готовым перерезать глотку всем людям. Были разговоры на ушко и смех на фоне песенок-наркокорридос. В последний день сентября, тем не менее, нашли трупы двух женщин ближе к Пуэбло-Асуль. Обнаружили их на месте, где мотоциклисты Санта-Тереса устраивали гонки. Обе женщины были в домашней одежде — одна так и вовсе в домашних тапочках и халате. При них не оказалось никаких документов, удостоверяющих личность. Делом занимался Хосе Маркес и судейский Карлос Марин; осмотрев одежду, они, судя по маркам, предположили, что это, наверное, американки. Запросили полицию Аризоны, и действительно, жертвами оказались сестры Рейнольдс из Рильито, что в пригороде Тусона, Лола и Дженет Рейнольдс, соответственно тридцати и сорока четырех лет, обе проходили по делам с наркоторговлей. Маркес и Марин додумали остальное: сестры купили в долг наркотики — немного, они большими поставками не занимались, — а потом забыли уплатить. Возможно, у них были проблемы с ликвидностью, а возможно, они расхрабрились (как сказали в полиции Тусона, Лола была женщиной жесткой, такой палец в рот не клади), возможно, поставщики их нашли, приехали ночью, а те уже собирались ложиться спать, возможно, их перевезли за границу и уже в Соноре убили, а может, прикончили, еще сонных, в Аризоне, выпустив две пули в голову каждой, а потом пересекли границу и бросили тела рядом с Пуэбло-Асуль.

В октябре в пустыне к югу от Санта-Тереса между двумя гравийными дорогами нашли тело еще одной женщины. Оно настолько разложилось, что судмедэксперты сказали: потребуется несколько дней, чтобы установить причину смерти. На ногтях трупа сохранился красный лак, так что первые полицейские, осматривавшие место, решили, что это шлюха. Судя по одежде, это была молодая девушка: джинсы и блузка с большим вырезом. Впрочем, можно ведь и старушек увидеть в такой одежде. Когда в конце концов пришел отчет от судмедэксперта (скорее всего, смерть наступила вследствие удара холодным оружием), уже никто не вспоминал о неопознанной девушке, даже средства массовой информации, и тело без проволочек сбросили в общую могилу.

В том же октябре Хесуса Чималя из банды «Касики», убившего Линду Васкес, перевели в тюрьму Санта-Тереса. И хотя новички поступали беспрерывно, появление молодого убийцы разбудило неожиданный интерес тамошних сидельцев — словно бы к ним приехал знаменитый певец или сын банкира, который мог хотя бы повеселить их на выходные. Клаус Хаас почувствовал интерес заключенных и спросил себя, ждали ли его с таким же энтузиазмом. Нет, в этот раз ожидания были явно другими. Было в них что-то, отчего волосы вставали дыбом, а с души падал груз. Заключенные не говорили про это открыто, обходясь какими-то намеками в разговорах о футболе и бейсболе. Когда говорили о своих семьях. О барах и шлюхах, существовавших единственно в их воображении. Как это ни удивительно, но улучшилось поведение самых конфликтных заключенных. Словно бы они не хотели опозориться. Но опозориться перед кем? — спрашивал себя Хаас. Чималя — его ждали. Знали, что его отправят сюда. Знали, в какую камеру посадят и знали, что он убил дочь богатого человека. Как сказал Текила, только члены касиков не принимали участие в этом театральном представлении. А когда Чималь наконец прибыл, они единственные подошли к нему поздороваться. Чималь, с другой стороны, прибыл не один. С ним