Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

Гастингс-роуд, мысленно подсказала Робин. Ей вспомнился их с Мэтью переезд в тесное, перестроенное из старого дома жилище: они с радостным волнением заносили в дом коробки с цветочными горшками и книгами, Мэтью подключал кофемашину – едва ли не первое их совместное приобретение, а на кровати восседал пушистый слон, давнишний подарок от Мэтью.

– Гастингс-роуд, да, – продолжила Джудит, не отрываясь от письма, – из которых она претендует на десять тысяч фунтов, внесенных ее родителями на банковский счет для совершения покупки.

– Десять тысяч, – повторил Эндрю Шенстон и переглянулся с Мэтью. – В таком случае мы согласны.

– Вы… согласны? – переспросила Джудит, удивленная не менее, чем Робин.

– Обстоятельства моего доверителя изменились, – сказал Шенстон. – Приоритетом для него является скорейшее завершение бракоразводного процесса, которое, как я понимаю, предпочтительно и для вашей доверительницы, помимо суммы в десять тысяч футов? Конечно, – добавил Шенстон, – мы почти достигли требуемого двухлетнего срока, а потому…

Джудит посмотрела на Робин, и та, все еще с пересохшими губами, кивнула.

– В таком случае, полагаю, мы можем прийти к завершению сегодня. Очень хорошо, – самодовольно заключил Шенстон, и это подозрительно смахивало на похвалу в свой адрес. – Я взял на себя смелость составить предварительный…

Открыв держатель документов, адвокат развернул его на полированной столешнице и подтолкнул к Джудит, которая принялась внимательно изучать проект.

– Да, – изрекла наконец она и подтолкнула документ к Робин, которая узнала, что Мэтью обязуется перечислить оговоренную сумму на ее банковский счет в срок до семи дней с момента подписания. – Вас все устраивает? – шепотом обратилась она к Робин.

– Да, – ответила та в некотором ошеломлении.

И зачем, думала Робин, было ему тащить ее сюда? Чтобы напоследок продемонстрировать свою власть? А может, он решил уступить не далее как этим утром? Она пошарила в сумке, но Джудит уже протягивала ей авторучку для ускорения процесса. Джудит вернула подписанный документ Эндрю Шенстону, а тот подвинул его к Мэтью, который торопливо нацарапал свою подпись. Затем он бросил взгляд на Робин, быстро отвел глаза, и в этот миг Робин поняла, что произошло и почему он дал ей то, чего она хотела.

– Очень хорошо, – повторил Эндрю Шенстон, хлопнул по столу своей пухлой ладонью и захохотал. – Раз-два и готово! Думаю, мы…

– Да, – подхватила Джудит, коротко усмехнувшись, – мы такие!

Поднявшись из-за стола, Мэтью и Робин наблюдали, как адвокаты собирают свои бумаги, а Джудит еще надевала пальто. Сбитая с толку происшедшим, Робин вновь ощутила себя ребенком, отставшим от родителей, не знала, как выйти из этого положения, и ждала команды адвокатов.

Эндрю Шенстон придержал дверь для Робин, и она вышла в коридор, ведущий в вестибюль. У нее за спиной адвокаты опять сетовали на лондонский транспорт. Когда в вестибюле все стали прощаться, Мэтью, коротко поблагодарив Шенстона, вышел на улицу вслед за Робин.

Робин дождалась, чтобы Эндрю Шенстон ушел назад в здание, и только после этого обратилась к Джудит.

– Большое спасибо, – сказала она.

– Ну, моя роль не столь уж велика, правда? – рассмеялась Джудит. – Но процедура медиации нередко приводит людей в чувство, я такое наблюдала и раньше. Гораздо труднее придумывать себе оправдания, когда рядом находятся объективные наблюдатели.

Они пожали друг другу руки, и Робин пошла навстречу весеннему ветру, задувавшему волосы ей в рот. Чувство растерянности не проходило. Десять тысяч фунтов. Она с самого начала предлагала, что вернет их родителям, которые изо всех сил старались сделать для молодых не меньше, чем родители Мэтью, но они сказали ей оставить эту сумму себе. Теперь ей предстояло оплатить услуги Джудит и создать себе из остальных средств финансовую подушку, но, возможно, и приобрести собственное жилье.

Робин свернула за угол – и едва не налетела на Мэтью, который стоял с поднятой рукой на краю тротуара и пытался поймать такси.

При виде Робин он на миг застыл в той же позе, но водитель такси, на которое нацелился Мэтью, тормознул ярдах в десяти и подобрал супружескую пару.

– Не иначе как Сара беременна, – сказала Робин.

Он посмотрел на нее сверху вниз: не такой рослый, как Страйк, но такой же привлекательный, каким был в семнадцать лет – в тот день, когда впервые пригласил ее на свидание.

– Угу. – Он помедлил. – Случайно получилось.

Не надо песен, подумала Робин. Сара всегда умела добиваться своего. Только сейчас Робин поняла, как долго разыгрывала Сара свою партию: вечно терлась рядом, хихикала, флиртовала, изображала из себя лучшего друга Мэтью, чтобы держать его на коротком поводке. Хватка ее крепла, но Мэтью все равно грозил выскользнуть; она с умыслом оставила в кровати Робин бриллиантовую сережку, а теперь для надежности еще и забеременела, пока Мэтью не пристрастился к холостяцкой жизни. Робин подозревала, что этой беременностью объяснялось и двукратное откладывание медиации. В состоянии гормонального сдвига и возрастающей неуверенности Сара наверняка устраивала сцены, боясь, как бы Мэтью не оказался лицом к лицу со своей первой любовью, пока еще не решил для себя, нужны ли ему этот ребенок и его мать.

– И она хочет вначале оформить брак, а уж потом обзавестись ребенком?

– Ну да, – сказал Мэтью. – Я, между прочим, тоже этого хочу.

Не мелькнула ли перед его мысленным взором та же картина их свадьбы, какая мелькнула в голове у Робин? Церковь в Мэссеме, которую они посещали с детства, прекрасный отель у озера, по которому пара лебедей отказывалась плыть в одну сторону, и катастрофическое застолье в банкетном зале, где Робин на несколько тревожных минут осознала, что, позови ее Страйк за собой, она бы ушла с ним не раздумывая.

– А у тебя как дела?

– Прекрасно, – ответила Робин.

Делай хорошую мину при плохой игре. А как еще вести себя при встрече со своим бывшим? Только так: показывать, что ты все сделала правильно. И ни о чем не жалеешь.

– Ладно, – сказал он сквозь шум транспорта. – Мне пора…

И стал удаляться.

– Мэтт!

Он обернулся:

– Что?

– Я никогда не забуду… каким ты был, когда я не смогла бы обойтись без тебя. Что бы там ни было после… но ту часть жизни я не забуду никогда.

На долю секунды его лицо по-детски скривилось. Потом он повернул назад, наклонился и, не дав ей опомниться, порывисто обнял, но мгновенно отпустил, будто обжегся.

– Счастливо, Робин, – хрипло выговорил он и ушел, чтобы больше не возвращаться.

В тот самый миг, когда в Холборне Мэтью уходил от Робин, на расстоянии трех миль Страйк, сидевший в припаркованном автомобиле неподалеку от знакомого дома в Стоук-Ньюингтоне, решил позвонить своему брату Алу, чтобы тот не ждал его целый день в агентстве. К злости детектива примешивались другие, не столь легко распознаваемые чувства, из которых наименее болезненным для осознания было невольное восхищение настырностью брата. Страйк не сомневался, что Ал решил сделать последнюю попытку склонить Страйка хоть к какому-то примирению с отцом, желательно до или во время светской тусовки по случаю выпуска нового отцовского альбома. Притом что Страйк всегда считал Ала слабаком и сибаритом, сейчас он вынужден был признать, что Ад проявляет характер, рискуя вызвать ярость старшего брата.