Краткая история семи убийств - Марлон Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего?
– Да ничего.
– Нет, ты что-то сказал.
– Ничего я, бомбоклат, не сказал, Доктор Лав.
– Буквально один человек, Джоси.
– Юби?
– Юби.
– Я просто ни разу не была вблизи, как бы это сказать…
– Вблизи чего?
– Мужчины. В смысле, одного из таких мужчин.
– Как ты выражаешься мудрено… Я тебе, что ли, сказала, что мой мужик один из тех?
– Ты же сказала, что он из «Иерархии донов».
– А. Ну не каждый же, кто в церкви, христианин.
– Мне кажется, я не вполне тебя понимаю.
– Ей кажется, она меня не понимает. Нет, серьезно, ты всегда так витиевато разговариваешь? Или это ты так от белых наблатыкалась?
– Ты думаешь, если кто-то правильно говорит на английском, то это обязательно из подражания белым?
– Ну, мало ли чему бывает подражание…
– В таком случае, если ты говоришь небрежно, то это значит, что ты настоящая ямайка. Хочу тебя порадовать: белым ваш говор гораздо милей на слух, чем мой.
– Ваш.
– Да, ваш. Настоящих ямайцев. Вы все такие, черт возьми, натуральные. И вы… ну ты знаешь. Мне здесь, на этаже, не место, и меня за это могут даже уволить. Мало того, что я говорю с ближайшей родственницей, так теперь я еще и влипаю в разборки. Если дальше начнут поступать жалобы, меня если не уволят, то точно объявят выговор. Уж лучше бы он поправился.
– Ты хочешь сказать, что ни разу не видела ганмена? С чего тебе так захотелось его увидеть?
Она смотрит на меня так, будто это в самом деле вызывает у нее интерес. Брови чуть приподняты, рот приоткрыт, словно ее действительно разбирает любопытство. Мне бы ополчиться на ее заносчивость, но ей как будто в самом деле хочется знать. А у меня нет ни одного ответа, который звучал бы правдоподобно. Возможно потому, что мне самой ничего не известно. Она встает с табурета и отходит от кровати к окну. День ни к черту. И это март месяц?
– Я не представляю никого в целом свете, кого бы я хотела видеть, – произносит она.
– Я понимаю.
– Откуда ты вообще, с какого района?
– Из Хэйвендейла.
– Тогда ты точно не знаешь. И вблизи их никого не видала.
– Да. То есть нет.
– Ну, оно и понятно. Смотришь и разговариваешь, как будто мы тут в зоосаде, а он горилла. Впору рассмеяться, настолько оно забавно. Вообще эта заваруха между «Донами» и «Штормом» кипит уже давно.
– Но зачем переносить ее сюда?
– Здрасте. А куда ж еще? Там, где у людей нужда в наркоте, там все эти разборки и вспыхивают, разве нет?
Она смотрит на меня с видом матери, теряющей терпение со своим тугодумным дитятей. Я хочу сказать, что не идиотка, но вместо этого подхожу к окну и становлюсь рядом с ней.
– Хотя сейчас оно уже почти кончилось.
– Что кончилось? – выговариваю я так тихо, что она вряд ли меня и слышит.
– Все это смертоубийство.
– Откуда ты знаешь?
– Людей не так много осталось, чтоб убивать. А Джоси Уэйлса скоро упекут в америкосовскую тюрягу, и надолго. Я сразу это поняла, как только узнала.
– А я не знала, что он в тюрьме.
– Да что ты вообще знаешь о Ямайке? Там все газеты только и писали, что про Джоси Уэйлса. Считай, что все новости про одного него. Я сама читала. Что ни день, то новые россказни о суде, о слушаниях, о свидетелях, о показаниях, о Тайном совете. О всех тех, которых он убил, и как янки хотят его к себе заполучить. Включишь телик, а там даже в американских новостях разговор все о нем, будто он какая кинозвезда. Всё Джоси Уэйлс, Джоси Уэйлс, Джоси Уэйлс, и… С тобой все в порядке? Ой, дорогая ты моя… Тихо, тихо… Дай помогу… Всё, всё, подхватила…
Я киваю и осознаю, что сижу на стуле у кровати того «Дона». Даже из головы вылетело, как я сюда добралась, хотя сознания вроде не теряла. Только голова кружится.
– Ты щас в порядке?
– Ага. Не, воды не надо.
– Чё?
– Это в сериалах людям вечно суют воду, чтоб отмякли. Кажут всякую фигню…
– Девочка моя, это ты что, лишилась чувств и вдруг заговорила на ямайском? Ну и дела…
– Да нет, я в себе.
И тут она начинает смеяться, да так громко, что как бы не очнулся ее муженек из «Донов». Смех переходит в широкую улыбку, гасится в смешок, затем ее грудь просто приподнимается. Что-то мне подсказывает: в какой-то момент я перестала быть для нее мишенью смеха.
– Так когда ты последний раз говорила на ямайском?
– Я? Да я на нем говорю все вре… Впрочем, знаешь когда? На прошлой неделе, когда тот жирюга, что заправляет «Райт Эйд» в Бронксе, спросил, как высоко под юбкой у меня кончаются белые чулки.
– Омля… А ты что ему сказала?
– А я ему: тебе, говнюга, не дотянуться.
Головокружение вроде бы унялось. Непонятно. Точно даже не знаю, зачем и как оно открылось. А затем она говорит:
– Интересно, а сам процесс по телику будут казать?
– Какой еще процесс?
– Ты чё, до сих пор не в себе? Судебный, над Джоси Уэйлсом.
Знаете, как можно понять, что женщина напускает на себя равнодушный вид? По тому, как она распрямляет и без того прямую спину, начинает играться со своим колье и отворачивается, даже если на нее никто не смотрит. И при этом туманно улыбается, будто ей что-то смешное рассказывает призрак. Улыбается до тех пор, пока от улыбки не остается и следа, а губы растягиваются в гримасе, напоминающей скорее оскал. Да, именно такую женщину я сейчас исподтишка разглядываю в зеркало по ту сторону кровати, на которой лежит «Дон».
– По тому типу плачет петля. Или пуля от кого-нибудь из тюряги. Лично я была бы «за».
– Из-за этого? – спрашиваю я.
Указывать на лежачего мне не хочется – слишком уж пафосно, – и я ограничиваюсь тихим кивком.
– А «Доны», по-твоему, никого не убивали и чисты как агнцы? – спрашиваю я.
Забавно: всю эту муть я пытаюсь гнать из головы, но помню, что не так давно в «Нью-Йорк пост» мне на глаза попался заголовок… да-да, статья о ямайце, который подсадил на крэк Нью-Йорк и встал во главе «Иерархии донов». Я это помню как раз по тому, что это был последний раз, когда я вообще брала в руки «Нью-Йорк пост».
– У «Донов» главы нет.
– Конечно, раз он в тюрьме.
– Нет, я про то, что у них нет такого вожака, как Джоси Уэйлс. Тот другой. Настоящий волчара. Как-то раз кто-то въехал ему в автомобиль… точней, наоборот, это он въехал и за тем человеком погнался. Ты представляешь? Тот забегает прямо в полицейский участок…