Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Когда Ней обратился для своего спасения к Сырокоренью, корпус его, оставленный в виду Милорадовича, находился в совершенном безначалии. Офицеры и солдаты не знали, куда девался Маршал их; никто не распоряжался войсками. Впотьмах, на снегу, без пищи и крова, смешались между собой полки, артиллерия и обозы. Пока начальники отыскивали друг друга и совещались, солдаты думали только, как согреться, и разложили такое множество огней, что стан Французов уподоблялся лагерю многочисленного войска. Из этого табора явился в полночь к Милорадовичу посланный, с объявлением, что все находившиеся тут неприятели сдаются военнопленными. Их было до 12 000 рядовых и более 100 офицеров, с 27 орудиями. В заключении своего донесения Князю Кутузову Милорадович писал: «Сие дело решило, что Русская пехота первая в свете. Наступающие неприятельские колонны, под сильным картечным и ружейным огнем, в отчаянном положении решившиеся умереть или открыть себе путь, опрокинуты штыками храбрых Русских, которые, ожидая их с хладнокровной твердостью, бросились на них с уверенностью в победе. Урон неприятельский чрезвычайно велик: все 4 командующих генерала, по словам пленных, убиты; все место сражения покрыто грудами неприятельских трупов. С нашей же стороны во все сии дни убитыми и ранеными не более 500 человек. Известный храбростью, лейб-гвардии уланский полк, отличившийся во всех делах, превзошел себя в сей день; равномерно отличился Орловский пехотный полк. Действия сих двух полков заставили меня на месте сражения обещать им исходатайствовать у Вашей Светлости: первому Георгиевские штандарты, а второму серебряные трубы»[527].

Поражением Нея заключались четырехдневные победы Князя Кутузова под Красным. Корпуса Вице-Короля, Даву и Нея, разбитые поодиночке, были обращены в бегство, потеряли артиллерию, обозы и разрушились в своем составе. Трофеи Красненских сражений, 3, 4, 5 и 6 Ноября, – состояли в 26 000 пленных, в том числе 6 Генералах, 116 пушках и несметном обозе. Убитым французам счета свести было нельзя: их трупы валялись везде, по полям, дорогам, лесам, на Днепре. С нашей стороны выбыло из строя 2 000 человек. Никогда с такой маловажной потерей не приобретались столь огромные успехи! Следующие примеры докажут, до чего были в то время доведены неприятели. В ночь с 6-го на 7-е наши фуражиры открыли большую Французскую колонну, сбившуюся с дороги: она блуждала у Винных Лук. Стоявший вблизи с корпусом Генерал-Адъютант Барон Миллер-Закомельский, узнав о ее появлении, не счел нужным послать против нее более 3 эскадронов гвардейских улан, и колонна, в числе 2500 человек, положила ружья[528]. В следующий день Граф Орлов-Денисов, пригласив с собою Лейб-Медика Виллие, поехал в санях для обозрений проселками, в сопровождении только одного урядника лейб-казачьего полка. На дороге встретили они колонну вооруженных неприятелей, послали урядника требовать сдачи, и по первому вызову 400 человек, побросав ружья и тесаки, тотчас сдались. В три дня, проведенные Графом Остерманом в Кобызове, собрал он без выстрела до 4000 поджарых Французов, в изорванных шинелях, под измятыми киверами, с подвязанными ушами и в самой безобразной обуви. Выступив из Смоленска к Катани, Платов нашел на пространстве 17 верст 112 пушек. Донесение Фельдмаршалу о сих орудиях Платов заключил следующими словами: «Со всеми предводимыми вами войсками скажу: «Ура, Ваша Светлость!» Из числа взятых 6 Ноября 12 000 пленных досталось 5000 следующим образом. Когда Ней был отражен и пальба стихла, Раевский поехал в ближнее селение отдохнуть. Вскоре разбудил его ординарец и сказал, что явились два офицера от пятитысячной колонны, которая никому, кроме Раевского, сдаться не хочет. Французским офицерам приказано войти в комнату. Один из них был лекарь, другой служил долго камердинером у брата Раевского и потому знал коротко сего последнего. В Москве пристал он к Французской армии и был при одной из колонн Нея, когда, отрезанная Милорадовичем, она расположилась ночевать на открытом поле. Сбившийся с дороги лейб-гусар, приняв ее огни за Русские, подъехал к ним и был взят Французами. Между ними находился бывший камердинер. Он вступил с пленным в разговор и, узнав, что Раевский стоит близко с корпусом, предложил колонне сдаться Генералу, ему знакомому. Тогда, взяв с собою лекаря Француза и в проводники пленного лейб-гусара, явился он к Раевскому уполномоченный от своих товарищей и остался при нем камердинером, а лекарь, в сопровождении ординарца и двух казаков, привел к нам всю колонну. «Так, – говорит Раевский, – взял я в плен 5 000 человек, не вставая с постели»[529]. Наконец, чему не бывало примера в военных летописях, после Красненских сражений пленные и даже орудия перестали считаться в числе трофеев, заслуживающих особенное уважение. В награду за победы под Красным и вообще за поражения, нанесенные Наполеону в Смоленской губернии, повелел Государь Князю Кутузову именоваться Смоленским. Герою Красненских сражений Милорадовичу пожалован орден Св. Георгия 2-го класса; в то же время Платов возведен в Графское достоинство.

По окончании сражения, вечером 6 Ноября, Князь Кутузов подъехал к бивакам гвардейского корпуса и был встречен генералами, офицерами и солдатами. Поздравив отборное войско с победой, он сказал: «Дети! знаете ли, сколько взято орудий? Сто шестнадцать! – И, указывая на везенные за ним Французские орлы, присовокупил: – Как их, бедняжек, жаль! Они и головки повесили; ведь им холодно и голодно». Приняв от войска поздравление, Фельдмаршал остановился у бивака Генерала Лаврова и пил чай. Весь гвардейский корпус, от старшего до младшего, собрался вокруг бивака с обнаженными головами, желая наглядеться на обожаемого вождя. «Согретые его присутствием, – говорит один очевидец, – мы не чувствовали ни грязи под собою, ни обливавшего нас дождя». Фельдмаршал сказал: «Крылов сочинил басенку и рассказывает, как волк попал не в овчарню, а на псарню. Увидя беду, пустился он в переговоры и стал умолять о пощаде, но псарь сказал ему: ты сер… – При сих словах Князь Кутузов снял свою белую фуражку и, потрясая наклоненной головой, продолжал: – А я, приятель, сед!» Воздух потрясался от восклицаний гвардии.

По совершенном разбитии и пленении корпуса Нея очистилось сообщение между армией и Смоленском. В тот же день возвращена в Смоленск чудотворная икона, при следующем письме Коновницына к старшему духовному лицу: «Августа 5-го, при оставлении войсками нашими Смоленска, святая чудотворная икона Смоленской Божией Матери взята была артиллерийской ротой Полковника Глухова и с того времени возима при полках 3-й пехотной дивизии, которая во всех делах против неприятеля сохраняла оную в рядах своих. Войска с благоговением зрели посреди себя образ сей и почитали его благоприятным залогом Всевышнего милосердия. При одержании над неприятелем важных побед и успехов приносимы были всегда благодарственные молебствия пред иконою. Ныне же, когда Всемогущий Бог благословил Российское оружие и с покорением врага город Смоленск очищен, я, по воле Главнокомандующего всеми армиями, Князя Михаила Илларионовича Кутузова, препровождаю Святую икону Смоленской Божией Матери обратно, да водворится она на прежнем месте и прославляется в ней Русский Бог, чудесно карающий кичливого врага, нарушающего спокойствие народов. С сим вместе следуют учиненные образу вклады и приношения 1810 рублей ассигнациями, 5 червонных золотом, и серебра в лому, отбитого у неприятеля, один пуд». Так исполнились слова Святого Евангелия: «Пребысть же Мариам с нею яко три месяцы и возвратися в дом свой». С того времени в Смоленске установлено праздновать изгнание врагов ежегодно всенощным служением 5 Ноября, во славу и пред чудотворной иконой Пресвятыя Богородицы Одигитрии, то есть Благодатной Путеводительницы.