Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова

Митрофанова опять скособочилась и потерла руки одну о другую – гордость и страх очнулись при виде Дэна и принялись наверстывать упущенное.

Гордость: «Ну что?! Получила, что хотела?! Тебя застали на месте преступления – тебя, такую независимую и гордую! Теперь этот парень будет относиться к тебе как к шлюхе, он имеет на это полное право. Он имеет полное право рассказать кому угодно, что среди ночи нашел тебя в квартире Берегового, который, между прочим, твой подчиненный! Ты бегала по квартире в одном полотенце, и он это видел! Видел! И каково тебе будет жить дальше, дорогая Екатерина Петровна?»

Страх: «Что будет, что теперь будет?! А если Володя сделает вид, что ничего не было?! Ты просто заехала к нему на чай, а ему нужно было прогулять собаку, и он отлучился ненадолго?! Он поздоровается с другом и скажет, что сейчас вызовет тебе такси! Ты понимаешь, что наделала, дура?! Ты поставила его в неловкое положение перед лучшим другом! Зачем ты открыла ему дверь?! Как ты посмела?! Бежать, немедленно бежать!»

– Денис, вы на машине? – спросил митрофановский страх тонким голосом.

Дэн перестал пить, передохнул, фыркнул и покрутил лохматой башкой.

– Не-ет, что ты! Я же поддатый! Мы у Алекса с Маней приняли хорошенько, я еле от Ольги вырвался, она все порывалась меня домой тащить и спать укладывать!

– От какой Ольги? – тихо и грозно спросила гордость. – От нашей бывшей сотрудницы? С которой у Володи…

– Да при чем тут сотрудница?! – изумился Дэн, ничего не знавший о гордости. – От тетки своей! От тети Оли. Она интервью делает с Алексом, и мы все собрались у Мани на Покровке и там приняли как следует. Ты не пугайся, я уж проветрился малость. И еще бы выпил. Я к Володьке поехал, чтоб с ним…

Тут загремели ключи, грохнула дверь, и Береговой заговорил очень громко:

– Кать, мы пришли! Он меня замучил, ей-богу! Не идет, упирается, башкой крутит! Я же его отпустить не могу, вдруг убежит! Я его волоку, а он ни в какую! Из ошейника один раз вывернулся, так я его…

Дэн и Митрофанова гуртом бросились в коридор, протиснулись и встали как вкопанные.

Дэн разинул рот.

Митрофанова вздохнула и приложила руки к сердцу, как в кино.

Огромная лохматая, вся забинтованная собака – черт с рогами, а не собака! – слабо виляла хвостом, Береговой снимал с нее ошейник. На полу громоздилась куча пакетов, стояло цинковое ведро, а сверху на Дэновых кроссовках и еще каких-то башмаках лежал букет.

Нет, нет, не букет, какой там букет!..

Сверху на Дэновых кроссовках лежал веник пошлых, глупых, нежных, как будто только что срезанных роз.

Митрофановская гордость икнула. Митрофановский страх куда-то забился в ужасе.

– Здравствуй, жопа, Новый год, – пробормотал Столетов.

– Дэн, здорово! Чего это тебя принесло?! Знакомься, это теперь моя собака. Замучила она меня! То есть он. Катька, это тебе.

Береговой нагнулся, огромными длинными, как у орангутанга, ручищами сгреб с пола веник – кроссовок прицепился, потянулся следом, и Володя его отшвырнул – и приложил к Митрофановой. Она обняла веник обеими руками и покачнулась.

Розы были очень тяжелые.

Впрочем, может, она покачнулась от любви.

– Я же собирался за тобой ухаживать, – сказал Береговой очень серьезно. – Билетов в кино пока нет, но я куплю.

Дэн подхватил цинковое ведро и пошел с ним в ванную. Зашумела вода.

– Володя, – из-за роз спросила Митрофанова, – где ты был?!

Он махнул рукой.

– Мы к метро ездили.

– За цветами?!

– И за едой. Ты же наверняка не любишь замороженную лазанью! Я хлеба купил, сыра, вина. Клубники. И еще вот! – Он с трудом вытащил из переднего кармана джинсов какой-то скомканный меховой кулек и старательно расправил.

Из кулька получилась игрушечная собачка на металлическом кольце. Он надел собачкино кольцо Кате на палец. Больше некуда оказалось пристроить, руки-то у нее заняты розами.

И только тут застеснялся. Весь покраснел и взмок.

– Это… очень глупо, да?

Катя кивнула. Собачка болталась у нее на пальце, розы кололись и пахли очень нежно, и спина под жакетом взмокла.

Появился Дэн Столетов с ведром, поставил его на пол и опять куда-то ушел.

Береговой взял у Катерины розы и сунул в ведро. Они не лезли, их было слишком много, и он старательно засовывал их в воду. Катя смотрела на него, как будто видела в первый раз – длинные руки, цепочка позвонков, выступившая под майкой, когда он нагнулся, волосы, которые то и дело лезли в глаза.

Она подошла, взяла его за щеки и заставила распрямиться. Игрушечная собачка болталась у нее на пальце.

– Володя.

– Ты не уезжай.

Она притянула его к себе и губами потрогала шею и щеку. Он не шевелился, только бурно дышал.

– Я так тебя ждала, – сказала она, и это была чистая правда. – И ты приехал.

– Я приехал.

– Я ждала тебя и твою собаку.

Он улыбнулся. У него была удивительная улыбка.

– Весь колхоз.

– Ну да.

Он поцеловал Катю, ибо выносить ее легкие прикосновения у него не было никаких сил. Он поцеловал ее, пробормотал:

– Черт!..

Подхватил и прижал ее к себе изо всех сил, вместе с деловым костюмом, мятой блузкой и игрушечной собачкой. Он так хотел ее, что везде стало тяжело и больно, и ему очень мешали тряпки, ведь он знал, что находится там, под ними, и хотел этого всего сразу и немедленно.

Они задели ведро с розами, оно сильно загрохотало, и из него выплеснулось немного воды.

Они посмотрели на розы, а потом друг на друга.

– Я скучал по тебе.

– Я тебя ждала. И твою собаку.

Слов было недостаточно, и вообще, почему люди придумали слишком мало слов, чтобы рассказать друг другу правду, очень простую и понятную правду, но как, как?!. Нет таких слов, их просто не существует, не придуманы они.

Я скучал по тебе. Я тебя ждала.

А может, и хорошо, что не придуманы! Специально не придуманы, чтобы осталось место для цинкового ведра с розами среди ночи и игрушечной собачки, чтобы и ведро, и собачка тоже могли что-то сказать, свое, отдельное, не выразимое никаким словами?..

– Дэн приехал.

– Да. Я видел.

И они опять обнялись, и уже нужно было остановиться, потому что Дэн приехал и продолжения никакого быть не может, по крайней мере сию минуту, но все-таки еще чуть-чуть, еще секунду, еще немножко этого чудесного, волшебного, нового, острого!

Сейчас, сейчас мы оторвемся друг от друга, мы знаем, что пора, мы же взрослые, еще только одно мгновение…

– Все, – сказала