Цвингер - Елена Костюкович

— Да кто такая эта Ортанс всеми нами командовать!

Завтра начать со звонка Бэру. Виктор, свинья, Бэра разволновал еще в три часа дня и обещал после экспертизы объявиться. И не объявился. То есть Бэр ждет звонка с трех часов вчерашних дня. За Бэра Виктор, как вдруг понял, очень неспокоен. Бэр уже в годах. Такие встряски ох как его разбаламучивают.

С Ульрихом тоже не стал вот сейчас ночью разговаривать, так что утром обязательно отзвоню.

Ладно. Наталии с Марко заспанный бензинщик предоставил единственную свободную комнату. Джанни и Виктору, сжалившись, постелили на топчанах в прихожей. Виктор выглянул с балкона, увидел ограду и столбы, а луну загораживал навес из рубероида. Впрочем, и без обследования было ясно, что луна полна. Так что заснуть, увы, не удастся. Гарантированно. Несколько часов проворочался. Думал о Наталии. Как она лежит себе за стеной. И еще много о том, о чем не мог не думать.

С тяжкой головой поднялся в семь. Джанни в постель укутан, уткнулся под подушку. Но свет-то не зажжешь. Так что не почитать. Да и нечего тут читать. Пойти на улицу. Светлеет. Скоро вообще рассветет. На батарее рядом с Джанни висят оба машинных ключа. Возьму, что ли, Наталиин. Это «БМВ». Нет, другой, Наталиин. И в машине хоть посижу. Рассвета дождусь.

Виктор сел, машина взвыла, быстро сунул ключ в противоугонную дырку. Перед глазами сонная рябь. Но от громкого звука сердце стало колотиться и не успокаивается. Подремал-пострадал еще полчаса. Рассвело, как и было предсказано. Почитать теперь можно, но что читать? Фнаковский пакет, покренившись, клюет носом в ногах у переднего сиденья. Из него торчит вчерашняя «Стампа», под ней клетки мерзкого одеяла. Вытащил, угрюмо развернул. И газета, где хотела, развернулась. А захотела она на странице… Виктор что же, все еще спит? Сердце заскакало вдвое против прежнего.

Развернулась на странице, где огромная фотография Мирей, голова отрезана! И колонка про угрозы, Бэра, Виктора, Франкфурт, аукцион.

Так вот о чем Роберт, оказывается, блеял невнятно по телефону ночью.

Где же силы взять? Как гнев унять? Виктор чувствует: пелена перед глазами. Он собою вообще не владеет. Погоди, погоди. О, Наталия, от тебя, признаюсь честно, не ждал. Я тебе верил. Ты такая прямая, ножки твои прямые, спиночка, и нрав, обещала полную конфиденциальность. А сама втихаря репортажи в «Стампу» шлешь? Подписалась незнакомым именем, но оттуда торчат твои уши. Кто еще, кроме тебя, посвящен в эту пакость до мелочей? Негодяйка, я перед тобой выворотил-распотрошил душу. А ты, значит, репортажи в хронику продаешь.

Ну тогда я еду, не теряя времени! Без вас, без вас! Я сам, я один, сам, я выполню то, что должен! И все я сам, будь уверена, сделаю. А тебе, и с твоим муженьком, и в газету я в твою репортажи, уж уволь, поставлять не буду! Не из таких!

Виктор злобно заводит машину Наталии. Машина уже не воет, но мотор сипит. Нравный, вроде хозяйки, зараза. Не желает запускаться. Еще одно защитное устройство? Нет, Виктор, прозаичнее. Бензин на нуле.

Интересно, о чем думала! Заезжали же на заправку.

О чем думала? О тебе, кстати. Ты ее за все места хватал, помнишь?

Ладно. Интересно, когда хозяин откроет эту бензоколонку. Дай бог, ежели в восемь. Хотя нет, гляди! Хозяин колонки, встрепанный, вылез из дому!

— Сирена воет, мотор гудит, вы чего, очумели, утром в субботу…

Бедняга, глаза еще не продрал. Ну, я уговорю его все же налить мне бак.

Может, бензинщик что-то знает? Живет же в Поверомо как-никак. Виктор выуживает из фнаковского пакета проглядывающий через пластик Наталиин шарж. Мужик, похоже, ничего не понял, но заинтересован. Видел похожую физию, если, конечно, об этом гражданинчике речь. Это молдаванин-прораб. Захаживал тут к рабочим, они уже десять дней живут в мотеле. Похоже, нанимал их на один тут пляж в Рома-Империале. Это в Форте, в девяти километрах на юг. Не сворачивая, по Аурелия.

Что там Наталия говорила со слов Любы про Римскую империю?

Императорский Рим — Рома-Империале. Да это же… Это…

Бинго! В десятку попал!

Заправщик говорит: всем тут известно, «Миллионер» в Рома-Империале содержится русской мафией. Серьезный пляж, с баром, с бассейном, с прокатом плавсредств. Он еще не разобран. Пляжные заведения почти все уже размонтированы, но русские-то, он видел, купаются и в октябре, за милую душу. У них все еще и сейчас веселье, и ухарские игры, и громкая музыка. Так что вот это, «Миллионер», заведение, единственное до сих пор не разобранное, еще действует. Русские лезут в воду, не спрашивая градусник. Но и этот пляж начинают, кажется, разбирать.

О, как мчится Викторова, то есть Наталиина, машина эти девять километров. Ни других машин, ни людей на берегу. Суббота, раннее утро, не проснулись еще и грузовики.

За окном промелькивают старые благородные пляжи Форте, те, на которых взрастали наследники аристократии и крупного итальянского капитала. Эти пляжи не перестраивают. Их спартанство — одна из граней их роскоши. С начала двадцатого века не перестраивался пляж «Беппе», со скромненькими строеньицами, в просторном сосновом бору. В кабинках там, как припоминает Виктор (однажды сподобился приглашения в это недоступное место), до сих пор расставлены простецкие тазы, полоскать от соленой воды купальники. Каким контрастом к «Беппе» пыжится новомодная «Наннина» — акваскутер, бассейн, вейкборд с музыкой!

Два стандарта сосуществуют на этом курорте. Есть тут кино при отеле «Империал», где скользит меж рядами обслуга в ливреях и пыхает светомузыка. А есть «Суперчинема». Именно туда ходят по вечерам высокородные пляжники, хотя там фильмы до сих пор проецируют чуть ли не на простыню и все сидят на зашарканных пластиковых стульчиках.

Два ресторана на полосе у моря. Ужасный модный «Кокоа», где перемешаны все кухни на свете, и «Орландо» за розовыми геранями, где самообслуживание, притом что цены — запредельные. Лепешки с луком и горошком пекутся тут для отпрысков Моратти, маркизов Фрескобальди, Феррагамо. Посетители, будь они лорды, сами пишут свои заказы на бумажке и терпеливо высиживают перед стойкой не менее часа, ждут, пока выкрикнут их фамилии.

К первому ресторану подруливают джипы, и цветной слуга в ливрее отбуксовывает машины на стоянку. Во второй приезжают на велосипедах, которые прислоняют к изгороди, даже не привязывая цепью: изгородь знакома с велосипедами Риццоли, Версаче, Танци, князей Корсини, маркизов Джинори, Висконти, Аньелли, а сейчас к ней наведываются и Моратти, и Галлиани, хотя, бывает, и Дерипаска.

На многих дюнах все еще слышно море. Шорох тамариндов и запах пустынного мирта. На других горизонт загорожен шумнейшим клубом «Твига» Бриаторе, вокруг которого летом скучиваются простаки, надеясь подсмотреть приезд и проход звезд.

А вот и «Миллионер». Огромный, метров семьдесят береговой линии. Что было тут, как это прежде называлось? Именно в этом месте, точно, вечерами играл джаз Чета Бейкера. Теперь оттуда рвется рэп, фонят динамики, не поймешь на каком языке. Изрыгается с утра в полвосьмого! Впору уши берушами затыкать. Барная часть явно обитаема, там есть кто-то.