Образование древнерусского государства - Владимир Васильевич Мавродин

потомки древних русских, и те и другие продолжали в одинаковых условиях, предоставленные собственной инициативе, развивать старинное народное зодчество. Вот почему в двух районах Русской земли, где народ был в своем творчестве больше привержен родной старине, а именно — на юге, у Карпат, в силу того, что, создавая свое родное, стародедовское, русское, он этим самым подчеркивал свой упорный отказ денационализироваться, свое упорное стремление оставаться русским, бороться за свои, веками освященные язык и культуру, веру и обычаи; и на севере, в тайге, в глуши, среди скал и озер, в краю непуганых птиц, у берега Студеного моря, где русский человек чувствовал себя вольным, в обоих этих концах Русской земли народ жил и творил так, как умел, как научил его им приумноженный опыт отцов и дедов; складывалось народное искусство, столь близкое, почти тождественное, продолжающее, только в разных местах, традиции народного искусства Киевской Руси. В других местах развитие народного зодчества пошло по иным путям, и столь разительного сходства в искусстве разных областей мы не наблюдаем.

То же самое сходство русского, украинского и белорусского искусства XVI–XVIII вв., переходящее в этнографические параллели и бытовые связи, обусловленное общими историческими корнями, восходящими все к той же Киевской поре, если не к более ранним временам, мы наблюдаем в ряде других отраслей материального производства, отражающих в какой-то степени и духовный мир создателей: в резьбе и вышивке, украшениях и металлических изделиях, глиняных поделках и изразцах и т. п. Через целый ряд промежуточных форм народное искусство великорусских земель переходит в искусство земель белорусских, в искусство Украины, а каждая из этих частей земли восточного славянства — Великороссия, Украина и Белоруссия — имеет также целый ряд местных комплексов художественных явлений. Рязанское искусство отличается от псковского, московское — от новгородского, так же точно как черниговское — от полтавского, киевское — от гуцульского или гродненское — от минского, могилевское — от брестского. А между тем, будучи связаны друг с другом, все эти местные, локальные варианты народного искусства объединяются в три комплекса: великорусский, украинский и белорусский, а вместе с тем все три комплекса сливаются в силу присущих им общих черт, которые ярче и сильнее черт, обособляющих каждый данный комплекс, в нечто единое, чему имя — народное искусство восточного славянства.

Общие и местные различия в искусстве каждого народа не затмевают той общности, которая связывает искусство различных ветвей восточных славян в единый комплекс явлений народного творчества.

Народное искусство бережно хранит родную старину. Процесс создания народом приемов и образов был настолько длителен, что новое не могло вытеснить старого, и это старое сохранилось до наших дней, став живой стариной, объектом изучения этнографов. Отбрасывая новое, снимая позднейшие пласты в народном искусстве, мы всегда можем найти древнюю первоначальную основу, и она будет одинаковой у предков белорусов, украинцев и великоруссов, ибо колыбелью этой живой старины окажется древнерусское народное творчество, ибо они сами в далеком прошлом — русские Киевской поры, черпающие мотивы для своего искусства в народной материальной и духовной культуре далеких времен, уходящих в эпоху образования древнерусского государства, в период антов, в скифо-сарматский мир античной старины[785]. В этом отношении чрезвычайно характерны мотивы великорусских, украинских и белорусских вышивок, обрядовое значение которых, равно как и самих полотенец («убрусцами» обвивались ветви и стволы священных деревьев, украшался «красный угол» избы) и терминов вышивания («узоры», «украсы», «вычуры» — семантически выходящие к понятиям «свет», «небо», «солнце»), не вызывает сомнений, как и изображений на вышивках («Мать-сыра Земля», круг — Солнце, вещие птицы, священные деревья и т. д.). «Восточнославянское искусство на ранней ступени своего развития было тесно связано с трудовой деятельностью коллектива, являющегося его творцом. В этом причина особой устойчивости народных художественных форм. На протяжении веков коллективом творились соответствующие его представлениям образы. Отбрасывалось все случайное, воспринимаемое лишь отдельными индивидуумами, и удерживалось наиболее типическое, впитавшее в себя многочисленные коррективы и достигшее предельного лаконизма». «Это, однако, не придает им до конца отвлеченно-схематического вида из-за выразительности типичных признаков реалистического порядка, т. е. тех начал, которые позволяют говорить о так называемом примитивном реализме этой древнейшей стадии развития народного искусства»[786]. Отсюда, из этих глубин восточнославянского искусства II–X вв., восходящих к еще более ранней поре, к искусству антов, сарматов, скифов, одинаково восприняли свое народное творчество и обитатели гуцульских газдивств, и семейные общины Поморского Севера, взаимно изолированные обитатели Прикарпатья и таежной архангелогородской глуши, расчлененные пространством и временем, но связанные друг с другом общностью своих этнических и культурных корней. Вышивка, глиняная игрушка, резьба по дереву, скульптура гуцула очень близки аналогичным произведениям художественного ремесла Русского Севера, а промежуточное положение занимает локальное искусство Полтавщины, Черниговской, Курской, Воронежской областей, Поволжья и Харьковщины, Гомельщины и Полесья[787]. Геометрический узор, стилизованные изображения, роспись писанок, живопись — все это настолько сближает великорусское, украинское и белорусское искусство, что нет никаких оснований сомневаться в том, что искусство все трех славянских народов Восточной Европы в своем развитии прошло этап большей общности, единства большего, чем то, которое отмечают этнографы, и это общее, дожившее до XIX–XX вв., есть результат незыблемых связей, установившихся между населением различных уголков Руси еще на заре истории русского народа и его государства. И в этом — огромное значение киевского периода в истории славянских народов Восточной Европы.

На основе древних связей и традиций, на базе этнической общности восточного славянства, в условиях возникающего древнерусского государства на основе общности языка, обычаев, быта, законов, религии, идеологии, на основе единства материальной и духовной культуры, единства на международной арене, совместной борьбы за «землю и веру русскую» начинает возникать национальное самосознание. Мы — люди русские, люди одной веры, одного языка, одних обычаев «отець своих», одних нравов, люди одного психического склада, одних качеств, сыновья и дочери своей страны — Руси. Мы — русские. И так думали и так говорили в чаще вятичских лесов, у Оки, в Тмутаракани, у Лукоморья, на берегах Днепра-Славутича, в Киеве, стольном граде Русской земли, в Полоцке и Пскове, во Владимире на Волыни, в Червене и Перемышле, т. е. везде, где слышалась русская речь и исповедовалась православная вера, смесь «греческого» христианства с истинно русским язычеством.

Сознание единства всей Руси, всех русских людей, сознание единства всего русского народа является величайшим вкладом Киевского периода в историю великорусского, украинского и белорусского народов, ибо Киевская Русь — это начальный этап в истории всех трех братских славянских народов Восточной Европы, имеющих одного предка — древнерусскую народность времен Владимира, Ярослава и Мономаха.

Древнерусская народность не была единообразной. В языке, быту, обычаях,