Карты в зеркале - Орсон Скотт Кард

— Он думает, что я сумею удержать его империю. Но я хочу знать, какова цена отречения.

Микал подался вперед.

— Цена ничтожная. Дом для меня и моей Певчей Птицы — пока я жив. А после моей смерти он будет свободен на всю оставшуюся жизнь и получит состояние, которое позволит ему жить безбедно. Мне кажется, это нетрудно?

— Согласен.

— Очень разумно с твоей стороны. — Микал снова засмеялся.

Документы были подписаны, отречение и коронация прошли с огромной помпой, столичные поставщики разбогатели. Все соперники нового императора были убиты, и в течение года Рикторс носился от одной звездной системы к другой, подавляя восстания, и подавляя жестоко.

После того как несколько планет сгорели дотла, мятежники угомонились.

Спустя день после того, как в газетах появились сообщения о подавлении наиболее грозных восстаний, на пороге маленького дома в Бразилии, где жили Микал и Ансет, появились солдаты.

— Как он мог! — увидев их, с болью воскликнул Ансет. — Он же дал слово.

— Открой им дверь, сын мой, — сказал Микал.

— Они пришли, чтобы тебя убить?

— Год — это все, на что я рассчитывал. Этот год я получил. Неужели ты действительно думал, что Рикторс сдержит слово? В одной галактике нет места двоим, знающим, каково чувствовать на голове императорскую корону.

— Я могу убить большинство солдат, а ты тем временем успеешь скрыться…

— Никого не убивай, Ансет. Это не твоя песня. Танец твоих рук — ничто по сравнению с танцем твоего голоса, Певчая Птица.

Солдаты принялись колотить в дверь, но она была стальная и не поддавалась.

— Сейчас они ее взорвут, — сказал Микал. — Обещай мне никого не убивать. Никого, понимаешь? Пожалуйста. Не мсти за меня.

— Я буду мстить.

— Не мсти за меня. Обещай. Поклянись своей жизнью и любовью ко мне.

Ансет поклялся. Дверь взорвали.

Солдаты убили Микала из лазерных пистолетов и продолжали стрелять до тех пор, пока от него не осталось ничего, кроме пепла. Потом они собрали этот пепел.

Ансет, верный своей клятве, молча смотрел, что они делают, хотя от всего сердца желал, чтобы где-то в его сознании была стена, за которой он мог бы укрыться. К несчастью, он оставался в здравом уме.

Солдаты доставили двенадцатилетнего Ансета и пепел императора в столицу. Пепел положили в большую урну и, воздавая праху государственные почести, выставили на всеобщее обозрение. Ансета привели на поминки под сильной охраной — из страха перед тем, на что способны его руки.

После поминальной трапезы, во время которой все делали вид, как сильно они огорчены, Рикторс подозвал Ансета. Охранники последовали за мальчиком, но Рикторс остановил их взмахом руки.

— Я знаю, ты для меня не опасен, — сказал Рикторс. Его голову венчала корона.

— Ты — лживый ублюдок, — ответил Ансет, — и если бы не моя клятва, я разорвал бы тебя на куски.

Это казалось смешным — что двенадцатилетний мальчик так говорит с императором. Однако Рикторс не рассмеялся.

— Не будь я лживым ублюдком, Микал никогда не передал бы мне империю. — Новый владыка встал. — Друзья мои, — заговорил он, и льстецы разразились приветственными возгласами. — Отныне я буду называться не Рикторс Ашен, а Рикторс Микал. Имя Микал будут носить и все мои преемники — в честь того, кто создал эту империю и принес человечеству мир.

Рикторс сел; послышались аплодисменты и одобрительные возгласы, некоторые из них звучали вполне искренне. Как все импровизированные речи, эта явно удалась.

Рикторс велел Ансету петь.

— Я скорее умру, — ответил мальчик.

— Непременно умрешь — когда придет твое время, — сказал Рикторс.

И Ансет запел, стоя на столе, чтобы все могли его видеть, — точно так же, как пел в последнюю ночь своего плена на корабле, для людей, которых ненавидел. Песня была без слов, поскольку все, что он мог сказать, прозвучало бы как измена. Он выпевал лишь мелодию, без всякого аккомпанемента, легко переходя из одной тональности в другую. Каждый звук вылетал из его горла с болью, каждый звук отзывался болью в ушах слушателей. Печаль, которую они до сей поры только изображали, сейчас по-настоящему разгоралась в их душах. На том званый обед и закончился. Многие расходились со слезами на глазах; все понимали, что смерть человека, чей прах покоится в урне, — огромная потеря.

Когда Ансет кончил петь, у стола остался только Рикторс.

— Теперь, — сказал Ансет, — они никогда не забудут Отца Микала.

— И Певчую Птицу Микала, — ответил Рикторс. — Но теперь я — Микал. То, что смогло его пережить, осталось со мной — его имя и его империя.

— В тебе нет ничего от Отца Микала, — холодно сказал Ансет.

— Разве? Неужели тебя ввела в заблуждение его показная жестокость? Нет, Певчая Птица, — в голосе сурового, надменного императора Ансет услышал нотки боли. — Останься и пой для меня, — почти умоляюще сказал Рикторс.

Ансет протянул руку и коснулся стоящей на столе урны.

— Я никогда не полюблю тебя, — ответил он, сознательно стараясь причинить собеседнику боль.

— А я — тебя, — ответил Рикторс. — И все же мы можем дать друг другу то, чего нам обоим не хватает. Микал спал с тобой?

— Он никогда не выражал такого желания, а я не предлагал.

— И я тоже не стану, — сказал Рикторс. — Все, что я хочу, — это слушать твое пение.

У Ансета внезапно пропал голос — он не мог произнести вслух того, что собирался сказать, и поэтому просто кивнул. Рикторсу хватило такта не улыбнуться. Он тоже ответил лишь кивком и направился к двери. Однако Ансет остановил его словами:

— А что будет с этим?

Рикторс обернулся и увидел, что мальчик стоит, положив руку на урну.

— Эти мощи твои. Делай с ними, что хочешь, — и Рикторс удалился.

Ансет унес урну с пеплом к себе в комнату, где он и Отец Микал так часто пели друг другу. Мальчик долго стоял у огня, напевая свои воспоминания. Вернув все их общие песни Отцу Микалу, он высыпал содержимое урны в огонь.

Огонь погас, засыпанный пеплом.

— Один из этапов завершен, — сказал Учитель Пения Онн Учителю Пения Эссте, едва закрыв дверь.

— А я боялся. — Признание Эссте прозвучало как негромкая, вибрирующая мелодия. — Рикторс Ашен мудр. Однако пение Ансета сильнее мудрости.

Их озарял холодный солнечный свет, льющийся из окон Высокой Комнаты Дома Пения.

Онн запел, и мелодия была полна любви к Эссте.

— Не хвали меня. И дар, и сила — все это принадлежало Ансету.

— И все же его учил ты, Эссте. В других руках Ансет мог бы стать орудием для завоевания власти и богатства. А в твоих руках…