Гений - Теодор Драйзер

У Анджелы болела голова, горели руки. Ей казалось, что ее душит кошмар. Она чувствовала страшную слабость, все тело ныло. Но нет, она не бредит. Она лежит одна, у себя в комнате. Какой-нибудь час назад она сидела в студии своего мужа, среди друзей, окруженная всеобщим вниманием, – Юджин тоже казался внимательным и предупредительным, – и слушала прекрасный концерт, устроенный для гостей. А теперь она – брошенная жена, навсегда лишенная любви и счастья, жертва какого-то злого рока, который отнял у нее сердце мужа, отдав его другой женщине. Видеть, как Сюзанна, во всем обаянии своей юности и красоты, стоит перед ней, смело смотрит ей в глаза и, держа за руку ее мужа, заявляет с какой-то жестокой, безумной или пошлой театральностью: «Ведь я люблю его, миссис Витла» – ужасно! О боже, боже, неужели никогда не кончатся ее муки? Неужели рушатся навсегда ее заветные мечты? Неужели Юджин бросит ее, как грозил сейчас с каким-то остервенением? Никогда еще она не видела его таким, – таким решительным, холодным, грубым. Даже голос его звучал как-то гортанно, хрипло.

Дрожь охватила ее при этих мыслях, а потом захлестнула волна ярости, и ярость сменилась страхом. Ее положение ужасно. Эта девушка сейчас с ним, она молода и красива, она не побоится бросить вызов всему миру. Анджела слышала, как Юджин окликнул ее, как они разговаривали. Ей пришло в голову, что, может быть, сейчас самый подходящий момент для того, чтобы убить его, Сюзанну, себя и новую жизнь, которую она в себе носит, – сразу положить конец всему. Но теперь, когда она только что перенесла такую болезнь, когда она стала старше и ждала ребенка, она совсем растерялась. Анджела пыталась утешить себя мыслью, что Юджин оставит эту затею, когда до его сознания дойдет то, что она ему сказала: просто время для этого еще не наступило. Но что, если он успеет совершить что-нибудь необдуманное и бесповоротное, скомпрометировать себя и Сюзанну? Судя по его словам и по словам девушки, этого еще не произошло. Но как он намерен поступить? Как он намерен поступить?

Лежа в постели, она напряженно думала о том, что Юджин может бросить ее немедленно. Может произойти страшнейший скандал. Всем станут известны сокровенные тайны их жизни. Будущность ребенка под угрозой. Юджин, Сюзанна и она сама будут опозорены; хотя о Сюзанне она меньше всего беспокоилась. И в конце концов Сюзанна, пожалуй, добьется своего. Она может оказаться достаточно черствой и безжалостной. И свет, возможно, оправдает Юджина. А сама она, вероятно, умрет. Какой конец – после всех ее мечтаний о счастье, о лучшей, более спокойной жизни! Как все это страшно, как мучительно! Вот он, ужас и мрак загубленной жизни!

В комнату вошел Юджин, бледный, хмурый, взволнованный, глаза его выражали грозную решимость. Он немного постоял в дверях, прислушиваясь, затем, повернув выключатель, зажег маленький ночник у изголовья Анджелы и сел в качалку, которую сиделка ставила себе у столика с лекарствами. Анджела за последнее время настолько оправилась, что не было уже надобности дежурить подле нее ночью, и сиделка приходила только на день.

– Ну, – начал он торжественно, но холодно, увидев бледное, измученное лицо, еще хранившее прежнюю юную красоту, – и ты воображаешь, что тебе удался твой замечательный трюк, да? Ты думаешь, что поймала меня в западню? Я пришел сказать тебе, что ты глубоко ошибаешься, – это только начало конца. Ты уверяешь, что у тебя будет ребенок! Я этому не верю. Это ложь, и ты знаешь, что это ложь. Ты видела, что близится конец всей этой муке, и вот твой ответ. Так позволь тебе сказать, это ты хватила через край, ты передернула в игре и просчиталась. Твоя карта бита. На этот раз выиграл я. И я буду свободным человеком. Запомни это! Я добьюсь свободы, хотя бы мне пришлось все перевернуть вверх дном. Роди хоть двадцать детей, мне это совершенно безразлично, – не говоря уже о том, что это ложь. Но если даже правда, – все равно это низкая хитрость. Довольно я терпел и твою властность, и твои плутни, и твои пошленькие претензии! Теперь с этим покончено. Слышишь? Покончено!

Он нервно провел рукой по лбу. Голова у него трещала, он чувствовал себя совсем больным. В какой ловушке он очутился, какой волчьей ямой оказался этот брак! Он связан цепями супружества с женой-тиранкой, а тут еще ребенок, зачатый по хитрому расчету! Его ребенок! Какой насмешкой звучало это теперь. Как это отвратительно, как пошло!

Анджела лежала с широко раскрытыми глазами, совершенно без сил, с лихорадочным румянцем на щеках. Не поднимая головы, она спросила усталым, равнодушным голосом:

– Чего же ты хочешь, Юджин? Чтобы я ушла от тебя?

– Вот что, Анджела, – угрюмо ответил он, – я сейчас еще и сам не знаю, чего хочу от тебя. Знаю только, что прежней жизни настал конец. Прошлое погребено навеки. Одиннадцать или двенадцать лет я прожил с тобой, каждую минуту сознавая, что эта жизнь – сплошная фальшь. Я никогда в сущности не любил тебя с тех пор, как мы поженились. И ты прекрасно это знаешь. Вначале, быть может, и было какое-то чувство, да, было, – и потом в Блэквуде, давно, давно. Мне не следовало жениться на тебе. Это было ошибкой. Но я это сделал и заплатил за свою ошибку. Я изо дня в день платил за нее. Да и ты, положим, тоже. Ты все время твердила, что я должен любить тебя. Ты донимала меня, изводила, требовала того, чего я не мог дать тебе, как не мог бы летать. И сейчас, в последнюю минуту, ты вдруг решила сыграть на ребенке, чтобы удержать меня. И я знаю почему. Ты вообразила, будто какие-то высшие силы предназначили тебя быть моим стражем и наставником. Так позволь тебе сказать, что этого не будет! Кончено! И будь у нас целая куча детей, все равно было бы кончено. Сюзанна не поддастся такому дешевому обману, но если бы даже она и поверила тебе, она не оставит меня. Она знает, зачем ты это сделала. Кончилась для меня эта мучительная жизнь в вечном страхе. Я не обыкновенный человек и не намерен жить обыкновенной жизнью. Ты всегда стремилась удержать меня в рамках пошлых, мещанских условностей, – довольно! Сыт по горло. Я все брошу! И этот дом, и мою работу, и мой пай в строительной компании, все, все! Меня совершенно не трогает твое положение. Я люблю эту девушку, и она будет моей. Слышишь? Я люблю ее, и она будет моей. Она моя. Она создана для меня. Я люблю ее. И никакие силы в мире меня не удержат. Ты, может быть, думала, что этот фокус с ребенком меня остановит? Ну нет, ты не подденешь меня на удочку. Это хитрость, и я это знаю не хуже тебя. Ты просчиталась! Это могло иметь успех год или два назад. Сейчас из этого ничего не выйдет. Ты проиграла свой последний козырь. Эта девушка принадлежит мне, и я ее добьюсь.

Он снова устало провел рукой по лицу, на минуту умолк и слегка качнулся в качалке. Зубы его были стиснуты, в глазах блестел холодный огонь. Он сознавал, что, в сущности, положение его ужасно и что предстоит трудная борьба.

Анджела смотрела на него и не понимала, явь это или сон. Она знала, что Юджин очень изменился. За годы своего успеха он стал сильнее, настойчивее, увереннее в себе. Между ним и тем Юджином, который цеплялся за нее в свои черные дни в Билокси, было так же мало общего, как между младенцем и взрослым человеком. Он стал черствее, независимее, равнодушнее ко многому, но все же до сегодняшнего вечера в нем еще можно было обнаружить следы прежнего Юджина. Что же вдруг случилось с ним? Откуда такая ярость, такое озлобление? Всему причиной эта глупая взбалмошная эгоистка, эта девчонка, которая обольстила его своей красотой, благосклонно приняла его ухаживания, а возможно, и первая бросилась ему на шею. Она украла его у нее, Анджелы, несмотря на то, что она и Юджин казались счастливыми супругами. Сюзанна не могла знать, что это не так. При этом своем настроении он действительно способен бросить ее, даже сейчас, несмотря на ее состояние. Все зависит от этой девушки. Если не удастся подействовать на нее, если не удастся как-нибудь оказать на нее давление, Юджин будет навсегда для нее потерян, и тогда – какая ее ждет трагедия! Нельзя допустить, чтобы он сейчас ушел от нее. Ведь через шесть месяцев… Анджела вздрогнула при мысли о том, к каким ужасным последствиям привел бы разрыв. Его работа в издательстве, их ребенок, положение в обществе, дом – все ставилось на карту. Боже мой! Она с ума сойдет, если он теперь бросит ее!