Ленин - Роберт Пейн

Александр Белмас по национальности был латышом. В личную охрану Ленина его назначил сам Дзержинский. Было это осенью 1923 года. Белмас прошел Гражданскую войну и слыл проверенным кадром ОГПУ. Его отчет о последних днях жизни Ленина краток:

«19 января, 1924 г. Ночью нес вахту у Владимира Ильича. Утром, когда моя смена кончилась, Ильич к завтраку не вышел. Потом Петр Петрович (Пакалн. — Р. П.) подошел ко мне и грустно сказал: „Ильич сегодня плохо себя чувствует, на прогулку не пойдет“. Через некоторое время Мария Ильинична послала меня позвонить по телефону доктору Ферстеру, в Боткинскую больницу. Опять в доме все приуныли. Ходили мрачные. Надежда Константиновна и Мария Ильинична бессменно дежурили у постели Ильича. Все время звонил телефон. Звонили из Центрального Комитета, из Совнаркома и из ОГПУ, и все спрашивали, как здоровье Ленина. Мы очень тревожились за Ильича, молча переживали. Только Мария Ильинична ходила и всех ругала за то, что шумят. Она жаловалась, что звонит телефон и что мы сильно топаем ногами, когда ходим. Я снял валенки, чтобы не топать.

20 января. Около часа ночи Ленин потерял сознание. Все очень расстроились. Приехали из Центрального Комитета, и с ними все врачи Ленина. Крамер, Ферстер, Розанов, Обух, Гетье, Семашко, — все тут были. Пока они обсуждали, что делать, приступ кончился, но Ленин еще был слабый. Он ничего не ел со вчерашнего дня.

21 января. Телефон без конца звонит, все ужасно беспокоятся, спрашивают, как здоровье Ленина. При нем врачи и еще двое, жена и сестра, которые дежурят у постели уже третий день.

Вдруг Мария Ильинична подбежала к телефону и страшным голосом закричала: „Ленин умер“. Она бросила трубку и опять побежала в комнату к Ленину. Я спокойно повесил трубку на место. Не мог поверить, что такое случилось. Быть этого не могло. Ленин жив. Это, может быть, какая-нибудь ошибка врачей. Телефон все звонил. „Как Ленин?“ Я отвечал: „Ленин жив“. А телефон все звонил и звонил. Как будто вся Москва разделяла с нами скорбь. И они все спрашивали: „Как Ленин?“ И я им отвечал: „Ленин жив“.

Немного погодя товарищ Пакалн, начальник охраны, подошел ко мне и говорит: „Пойди скажи ребятам, что Ленин умер“. Я пошел выполнить этот последний долг. Я вышел к людям, которые собрались вокруг дома и ждали. Все они повторяли: „Скажи нам… Говори скорей…“ И я сказал: „Ленин умер“».

Будучи сотрудником ОГПУ, Белмас наверняка знал, как составлять точные и исчерпывающие отчеты обо всем, что видел. Их этому учили. Он умел ясно излагать свои мысли, его крестьянское происхождение не было тому помехой. Поражает в его отчете то, что он слишком заметно отличается от всех других свидетельств, передающих события тех дней. Только у Белмаса мы находим запись о том, что ночью

20 января у Ленина был приступ. Он пишет, что в это время там был Розанов. Но Розанов, согласно его собственному свидетельству, к тому времени уже уехал из Горок. Белмас заявляет, что утром 19 января Ленин уже был плох и что его жена и сестра все эти три дня дежурили у его постели. Он пишет о бесконечных звонках из Центрального Комитета, из Совнаркома, из ОГПУ — якобы всех интересовало, как здоровье Ленина. Но в тот день, если верить свидетельствам всех остальных очевидцев, состояние здоровья Ленина не внушало никаких опасений. Кроме того, настораживает обилие звонков, назойливых и как будто нетерпеливых. Всем вдруг понадобилось справляться о здоровье человека, который ни на что не жаловался. Вероятно, Белмас перепутал все на свете, для него все смешалось. Должно быть, ему привиделось то, чего не было на самом деле. Из отчета становится понятно, что сам Белмас никогда в комнате Ленина не бывал, он дежурил у двери. Но вот эпизод с Марией Ильиничной, когда она, выбежав из комнаты Ленина, бросилась к телефону, произнесла в трубку: «Ленин умер» — и убежала, оставив трубку болтаться на шнуре, похож на правду. Такой реакции можно было от нее ожидать. Не вызывает сомнения и рассказ о том, как начальник охраны Пакалн послал его к «ребятам» сообщить о смерти Ленина: «Пойди скажи ребятам, что Ленин умер». Слово «ребята» звучит вполне естественно в устах сотрудника ОГПУ. Подтекст такой: сообщи охране, кто еще не в курсе. Это тоже похоже на правду. Все остальное в отчете Белмаса отдает фальшивкой. Такое впечатление, будто перед кончиной Ленина Белмаса в доме вообще не было, или он описывает кончину совсем другого человека.

Итак, события, которые излагает Белмас, никак не согласуются с тем, как их описывают другие очевидцы. Тут можно усмотреть только одно: намеренное искажение фактов. Белмас как бы пытается навязать нам мысль о том, что все три дня Ленин уже находился на смертном одре, что при нем было установлено круглосуточное дежурство, что начиная с 19 января он ничего не брал в рот, так как именно в тот день его здоровье резко ухудшилось. Он также старается нам внушить, что 20 января поздно ночью у Ленина случился тяжелый приступ. Однако этот факт никем не был засвидетельствован.

А теперь, если предположить, что покушение на жизнь Ленина имело место и ему в течение тех трех дней вводили яд, постепенно увеличивая дозу, то все это укладывается в схему нарастающих симптомов болезни, в точности, как докладывает Белмас. Мгновенная смерть не устраивала Сталина, на ней нельзя было бы сыграть. Но три дня волнений за жизнь Ленина, его постепенное умирание дали бы ему отличную фору. Надо было успеть сочинить бюллетени, оповещающие о тяжелом состоянии, в котором якобы находится Ленин; подготовить почву для всенародного плача, взрыва вселенской скорби, а они неминуемо бы последовали после того, как народу сообщили бы, что Ленин умер. И тогда Сталин, умело направляя народную скорбь, смог бы решить любую задуманную им политическую задачу. Чем дольше ожидают чьей-то смерти, тем она меньше потом вызывает подозрений.

Когда мы читаем отчет Белмаса, у нас возникает ощущение, что он был заготовлен в расчете на преступный план, который не вполне удался. Иначе трудно объяснить, почему отличник секретной службы, работник ОГПУ, мог так неверно отразить факты. Единственное объяснение этому: 19 и 20 января его просто не было в Горках, а появился он только 21-го, когда ему пришлось выступать в роли вестника смерти: «Пойди скажи ребятам, что Ленин умер».

У Сталина были все возможности совершить это преступление. Охрану в Горках несли двадцать человек, все они были сотрудниками ОГПУ. Садовники, шоферы, дровосеки, даже прачки и повара, все, служившие в любом качестве в усадьбе, где находился Ленин, были агентами ОГПУ. Похоже, только Евдокия Смирнова не имела к ОГПУ никакого отношения, поскольку ее наняла в домработницы сама Крупская. Возможно, она была дальней родственницей семьи. Ведь фамилия бабушки Ленина была Смирнова. Следует также учесть, что к тому времени заместителем председателя ОГПУ стал Менжинский, преданный человек Сталина. Несмотря на резкие замечания Ленина в адрес Дзержинского в его последних письмах, тот вряд ли поступился бы своей преданностью Ленину. Но через Менжинского Сталин мог как угодно вмешиваться в жизнь Ленина и всего его окружения в Горках. И если ему надо было отравить Ленина, он мог осуществить это без хлопот.

Почти никого из людей, кто оказался в то время в Горках, уже нет в живых.[62] Мария Ильинична и Крупская давным-давно умерли. Врачи, которые лечили Ленина, тоже отошли в мир иной. Владимир Сорин, оставивший нам одно из самых ярких повествований о последнем дне Ленина (из числа дошедших до нас документов), был репрессирован по указанию Сталина в 1944 году. Впоследствии он был посмертно реабилитирован, и теперь его казнь объясняют тем, что он был «оклеветан врагами». Волков, Пакалн и Белмас исчезли из поля зрения. За прошедшие с тех пор сорок лет многие умерли, унеся с собой в могилы и свои тайны.