Селянин - Altupi

и ласкала налившийся член. Кирилл хотел его. Радовался, что взаимопонимание снова возобладало, а странности нашли объяснение. Егор всего лишь боялся поверить в своё везение. Ходил с хмурой миной, избегал разговоров лишь потому, что боялся заплакать от счастья при всех. Дурачок, сдерживался, не хотел показать свою слабость. Спрятался в темноте и только тогда дал волю чувствам. Дурачок. Эти слёзы благородны, никто бы не стал за них презирать.

Егор неосознанно поддавался ласкам. Тело трепетало, бёдра двигались навстречу руке. Кирилл распалялся. Сдвинув резинку трусов Рахманова вниз, оторвавшись от губ, он наклонился, чуть отполз и взял головку в рот. На вкус она тоже была солоноватая.

— Не надо, Кир! — Ладонь Егора упёрлась ему в плечо, попыталась отодвинуть.

— Почему? — поднял голову Калякин. — Ночь, нас не увидят.

— Нет… это я должен делать тебе… Ты для меня столько всего сделал, я должен тебя благодарить… — Красивые губы Егора потемнели и набухли от поцелуев, он говорил с придыханием от блуждающей в теле неги, грудь высоко вздымалась, а торчащий из штанов член был толст и соблазнителен… Кирилл успокаивающе прищурился, качнул головой:

— Не-а, ошибаешься. Ты просто не представляешь, как я буду благодарен тебе, если ты дашь пососать свой член.

— Но… я ещё не мылся.

— Да мне пофиг вообще. Расслабься и дай мне сделать это. У тебя сегодня стресс, на практике проверено, что минет поможет. Всё, расслабься. Только скажи, когда кончать будешь: получать сперму я ещё как-то не готов. — И Кирилл снова наклонился, заглотил член до середины, задвигал языком. Егор с судорожным стоном удовольствия шире расставил колени, откинулся назад, опершись на руки, закрыл глаза. Ему нравилось, потому что член время от времени входил в рот глубже, чем Кирилл сам принимал. Головка скользила по языку, толкалась в щеку. Кирилл обсасывал и облизывал её, как умел. Ему было наплевать - мытый орган или нет, на все остальные условности, колющую колени траву, чешущиеся укусы комаров. Он балдел от того, как рот наполнялся слюной, как скользил кончик языка по гладкой влажной коже головки, как собственный стояк тёрся о плотную ткань трусов и шорт. От тихих, едва различимых стонов, издаваемых его любимым.

— Сейчас кончу! — внезапно захрипел Егор и, оттолкнувшись пятками, отпрянул.

Кирилл едва успел раздвинуть челюсти, чтобы член выскочил изо рта, не задев за зубы. И с какой-то невиданной сноровкой обхватил ладонью влажный скользкий ствол, сжал, задвигал по нему, доводя до сладостного пика. Егор замычал сквозь сжатые губы, голова запрокинулась назад, волосы повисли водопадом. Тело чуть вздрогнуло, бёдра взметнулись вверх так, что головка прошла сквозь кулак, а крайняя плоть оттянулась к основанию.

Из уретры брызнула длинная струя семени, затем несколько маленьких и медленнее, потом ещё несколько капель. Кирилл смотрел на это и думал, что нет ничего прекраснее и сексуальнее. Наблюдать за своей эякуляцией совсем неинтересно, а вот когда спермой истекает твой любимый человек, которого ты только что довёл до оргазма, и она течёт по взбухшей головке, чувствительной, подрагивающей оттого, что только что была у тебя во рту — вот от этого сердце заходилось сладким томлением.

Егор откинулся на локти и шумно дышал. Потом отобрал у залюбовавшегося Кирилла свой член и обтёр краем футболки, заправил в штаны.

— Теперь я тебе, — скосил он глаза на выпрямившегося на коленях Калякина. Тот помотал головой, хотя ответного минета хотелось ужасно, член ещё и не думал падать.

— Нет, потом… лучше потом, когда всё закончится, я увезу тебя к себе и трахну по полной программе. Не возражаешь?

— Нет, — словно бросая вызов, улыбнулся Рахманов.

— Ох, Егор, как я тебя хочу! — Кирилл стремительно навис над ним и поцеловал страстно, но коротко, потираясь стояком об его тело. — Ну, всё, а то там нас Андрюха ждёт, ужинать не садится, — вспомнил он. Встал и подал селянину руку.

— Блин! — Егор тут же схватился за протянутую ладонь, вскочил с её помощью на ноги. — Совсем про него забыл! Надеюсь, он не пошёл нас искать?

— Хочешь спросить, не застукал ли он нас? Если и застукал… Ну, он большой уже, пусть учится.

Они быстрым шагом покидали своё убежище. Шли практически на ощупь: тьма, к которой привыкли глаза, в другой локации стала почему-то абсолютно непроницаемой. Возможно, потому что облака полностью затянули небо, поглотив дававшие хоть какой-то свет звёзды и серп месяца.

— Стресс я тебе снял? — спросил Кирилл с ехидством, когда Егор не прокомментировал предыдущее замечание.

— Да. Мне сейчас хорошо, — мягко улыбнулся Егор и провёл пальцами по его плечу. — Только не говори никому, что видел.

— Обижаешь!

— Ладно, иди домой, а я ополоснусь сначала.

Кирилл, однако, пошёл в душ вместе с ним: ладони и колени, на которых ползал по земле, надо было отмывать заново. Там они опять занялись петтингом, и Кирилл всё-таки получил свою порцию минета, в дом возвращался на ватных ногах.

Андрей отругал их за долгое отсутствие, смешливо косился, подозревая, чем оно вызвано. За ужином Егор рассказал ему о грядущем визите отца, и пацан притих, спросив лишь, как себя вести, а потом будто забыл про голод, потерял аппетит, сидел и возил ложкой гречку по тарелке. Как бы он сам ни относился к вычеркнувшему его из своей жизни, чуть не погубившему его папаше, но больше, конечно, беспокоился, как воспримет его появление брат, ведь Егор знать не хотел этого человека. Всё, связанное с ним, было табу в этом доме.

Кирилл помалкивал на эту тему, а Егор, к счастью, дав младшему брату краткую инструкцию, заговорил о делах, о планах на завтра: если не будет дождя, убрать с улицы уголь, который вечером на всякий случай укрыли полиэтиленом, а если будет — начать перебирать и опускать в погреб картошку. И, конечно же, позвонить врачу, узнать, что и как. Из-за Мишани обычный распорядок не ломали: приедет, значит, приедет, а не приедет — ещё лучше.

Но если с братом у Егора были полное взаимопонимание и солидарность в сложных вопросах, то сообщать матери медлил. Была половина одиннадцатого, он дал ей лекарства и выполнил остальные процедуры, которые делал два-три раза в день за закрытой шторкой, а потом всё же сказал. Шторка была уже отвешена, телевизор приглушен, а Андрей и Кирилл находились рядом, как и днём, когда рассказывали об обещанных на операцию