Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Вера Камша

– Попала. Твою кавалерию, попала!

– А-а-у-у-а!..

Она рано обрадовалась. Две стервы, бесноватые не хуже своего родича, с воем ринулись к Кримхильде, но напоролись на все того же гвардейца.

Парень был ранен, теперь это было понятно, он едва стоял, однако как-то смог принять на себя натиск ополоумевших дур. Та, что помоложе, обеими руками вцепилась защитнику в горло, вторая скрюченными пальцами целилась в глаза, а у бедняги для защиты оставалась лишь одна рука. Самому не отбиться!

Пригнувшись и приподняв одной рукой юбку, Матильда ринулась вперед. Для начала рукоятью приложим в висок ту, что ближе. А это что еще за…

Нечто темное, размером с приличное пушечное ядро, проносится над плечом и врезается младшей стерве в башку. Та разжимает руки и отшатывается, а «ядро» с глухим стуком прыгает по плитам пола возле самых ног Кримхильде. Принцесса присаживается и тут же вскакивает, в руках у нее… горшок! Подвесной горшок с бахромой зелени, которым дочка Хайнриха взмахивает как кистенем. Удар точен! Шнуры и стянутое железом дерево выдерживают, а вот голова душительницы – нет. Тварь мешком валится на пол, Кримхильде перехватывает поудобней «кистень», она готова к драке, но драться уже не с кем: второй гадине тоже не повезло. Подоспевшая Кунигунде оказалась дамой решительной и, что важнее, умелой. Она исхитрилась всего парой движений вывернуть бесноватой руку и уложить мордой вниз, прижав коленом к полу. Вой и визг придавленной не производили на генеральшу ни малейшего впечатления. Вот и славно, пускай дальше сами разбираются. Матильда с облегчением засунула пистолет под накидку и столкнулась с виноватым янтарным взглядом.

– Как жаль, что у меня не получилось бросить сильнее, и медведке пришлось бить еще раз, – Мэллица была всерьез раздосадована. – Горшок такой тяжелый… Вот если б у меня было больше сил… или пистолет.

4

Лицо Царственной было странным, словно ей хотелось сразу и плакать, и смеяться. Не сказав ничего, она крепко прижала недостойную к себе, и Мэллит поняла, что беды не случилось… Или случилась, но иная?

– Воин, – прошептала гоганни, прижимаясь щекой к черной ткани, – он дрался и упал, но ведь рана не всегда смерть.

– Еще бы! – подтвердила нареченная Матильдой. – Пойдем посмотрим.

Удрученные дамы расступились перед ними, как расступаются на похоронах, когда входят достославные, и Мэллит увидела то, чего боялась. Человек, закрывший собой медведку, пятнал кровью каменные плиты пола; он был недвижим, и его голову скрывали плети спасительного растения. Над лежащим стояла на коленях подруга и склонялась дочь большого короля.

– Ну что? – окликнула Царственная. – Живой?

Нареченная Кримхильде оглянулась, вопроса она, кажется, не поняла, а повторить его помешали топот ног и лязг железа.

– Проснулись, – усмехнулась первородная гица, – медвежата сонные!

Дамы зашевелились, пропуская стражей с оружием наготове. Бежавший первым достиг рассыпанной земли и встал, ожидая приказа. Слова принцессы были резки и кратки, но воины поняли и занялись злыми женщинами. Старший с похвальной быстротой связал им руки и ноги снятыми с кадок веревками, и самые сильные вскинули тюки, один рычащий и один молчаливый, на плечи. Безумные больше не несли угрозы, а смотреть, как их выносят, не хотелось. Не желая расталкивать дам, которых заметно прибавилось, гоганни присоединилась к отважной Кунигунде, чей рукав был изодран, а щека оцарапана. Ее надо было промыть и прижечь квасцами, и Мэллит об этом сказала, услышав в ответ «Успеется!»

– Это нужно, – твердо сказала гоганни, – скоро праздник, и его лучше встречать с чистым лицом. Я вижу лейку, в ней должна быть вода.

Отважная больше не спорила. Они как раз закончили промывать царапины, когда мимо большими шагами прошли большой король и его главный полковник. Именуемый Хайнрихом выглядел недовольным, и это было грозно, хоть и не так, как испущенный им рык.

– Велено прекратить кудахтать и толпиться, – перевела именуемая Кунигунде, – сейчас придет лекарь и, что сможет, сделает.

Толпящиеся притихли и раздались в стороны, давая дорогу королю и его свите, и Мэллит, беспокоясь о подруге, сочла возможным догнать именуемого Лауэншельдом. Селина все еще стояла на коленях над лежащим, но, заслышав шум и шаги, обернулась. На ее руках и платье была кровь.

– Все хорошо, ваше величество, – быстро сказала Сэль и поднялась, – у меня получилось остановить кровь, и теперь он обязательно дождется лекаря.

– Это так? – не сводившая с подруги глаз медведка была бледна. – Он будет жить?

– Мне так кажется… Да, будет. – Сэль подошла к королю, и он улыбнулся, будто наступила весна, но сразу же обернулся к Царственной.

– Похоже, мы с Кримхильде у вас в долгу. Хоть кто-то сумел ублюдка успокоить.

– Тоже мне достижение, – засмеялась именуемая Матильдой. – Хорошо, что пистолет был, да и встал гад удачно. Такую тварь и в спину не зазорно.

– Монсеньор Рокэ тоже убил в спину одного нехорошего человека, когда тот пытался удрать с дуэли, – припомнила подруга. – Иногда иначе просто не выходит. Ваше величество, это были настоящие бесноватые, все трое, и скверной они пропитались очень сильно, а это сразу не получается. Помните, я вам об этом уже говорила? Они набрались от кого-то самое позднее три дня назад, но своей скверны у вас нет, значит, ее кто-то привез, и его обязательно нужно поймать.

Нареченный Хайнрихом понял все и сразу, он нахмурился, и свет в глазах сменился озабоченностью.

– Пер, – окликнул он смотревшего на раненого полковника; тот вздрогнул и вернулся к своему королю. Они вполголоса заговорили о своем, а Сэль, сочтя себя свободной, подняла дважды уцелевший горшок, после чего принялась собирать сломанные побеги. Их было много, и Мэллит поспешила на помощь.

– Спасибо, – поблагодарила шепотом подруга. – Самые целые надо поставить в воду, вдруг они пустят корни. Будет несправедливо, если после всего этого их выкинут.