Столетняя война - Жан Фавье

С 1435 г. врагами стали англичане и только они. Конфликт принял национальную окраску, и власть монарха из него могла выйти окрепшей. Уходило в прошлое то время, когда в числе врагов Валуа — так же как и Плантагенета, удаленного с французского трона, потому что бароны желали видеть королем «уроженца королевства», — были герцог Бретонский, король Наваррский, который для многих был графом д'Эврё, герцог Бургундский и, наконец, герцог Бурбонский. Врага уже не звали Плантагенет, Аркур и Грайи, Марсель и Ле Кок, Кошон и л'Иль-Адам. В 1444 г. его звали Ланкастер, Талбот, Сомерсет.

В январе 1437 г., меньше чем через год после вступления Ришмона в Париж, парламент — в котором заседало немало бургундцев — рассмотрел злополучное обязательство вступить в брак, которое дали солдат Талбота и дочь бюргера с улицы Сент-Антуан. Девушка хотела последовать за своим женихом, клянясь, что она никогда в жизни не согласится выйти за другого. Родители, не слишком гордясь таким проявлением былой широты взглядов, которую в обществе уже начинали считать коллаборационизмом, возражали против этих планов. Парламент рассудил, что означенная Жаннетта не вправе уехать со своим женихом и «стать англичанкой», пока не закончится война.

Современники Жоффруа д'Аркура оценили бы подобную ситуацию иначе. Во времена Талбота «англичанин» уже противопоставлялся «французу». Выходя замуж за англичанина, становишься англичанкой.

Говорили, что Жаннетту надо арестовать; она держалась спокойно. Дениза Ле Верра не могла вести себя так же: она была матерью четырех детей, а их отец оказался в Руане. Это был луккский купец Жак Бернардини, делец, слишком тесно связанный с английскими деловыми кругами и с торговлей с Лондоном, чтобы не уйти вместе с оккупантами. Едва обосновавшись в Руане, Бернардини вызвал Денизу, которая без труда добыла себе разрешение на выезд. Об этом прознали в Шатле. Имущество супругов конфисковали, прежде всего имущество Денизы Ле Верра, которая была дочерью нотабля.

Тщетно адвокат семьи доказывал в суде, что мать не может оставить супруга и детей: так и животное не поступит. Парламент рассудил, что долг подданного выше долга матери. Кстати, Дениза только усугубила свое положение тем, что имела четверых детей от человека, отныне считавшегося англичанином: она произвела на свет еще четырех англичан, в будущем четверых английских податных. По общему мнению, во время войны не следовало рожать новых англичан.

Прежним феодальным конфликтам, как и обычным играм принцев, бюргеры и дочери бюргеров оставались чужды. В том конфликте, который принял облик столкновения двух наций, нейтралитета быть уже не могло. По другому поводу королевский прокурор скажет:

Всякий должен и обязан попечением и защитой стране, где он проживает, и этот долг важнее, чем долг перед родителями.

Таким образом, выступать в качестве владыки королевства и обладателя короны Людовика Святого Карл VII начал, должным образом воссоздав, благодаря стечению благоприятных обстоятельств, политический аппарат монархии. Он пользовался любой возможностью, и тот, кого в беррийском изгнании знали как человека безвольного и скептичного, в 1440-е годы вдруг стал вдохновителем создания множества новых форм, которые расширяли возможности для проведения королевской политики во всех сферах.

Часто говорили, что в Карле VII середины века уже не узнавали буржского короля. Некоторые честь этой перемены приписывали харизме Жанны д'Арк и примеру, который подала она. Другие предпочитали видеть проявитель «нового человека» в любви Агнесы Сорель. Нужно напомнить, что ко времени Турского перемирия Жанну уже немного подзабыли, а Агнеса Сорель появилась в жизни короля только в то время, когда «милый дофин» уже уступил место государственному мужу. Было бы справедливей сослаться на влияние таких людей, как Ришмон — грубый тип, но энергичный политик, — или как удивительный Пьер де Брезе.

Карл VII, «Которому Хорошо Служат», не мог обходиться без советников, фаворитов, придворных. Он не был человеком, принимающим решения единолично, каким позже станет его сын Людовик XI. Но юный принц, униженный в Труа и подавленный своей ответственностью, позволял властвовать над собой теще Иоланде и опекать себя посредственностям вроде ла Тремуя. Взрослый король — в эпоху перемирия ему было сорок лет — разрешал только советовать себе, а советчиков выбирал сам. Конечно, великий Карл VII периода отвоевания земель по-прежнему был подвержен колебаниям, страхам, уклончивости. Ведь это был тот же самый человек, и он во всех смыслах слова сохранил узкие плечи. Но с первыми успехами к нему пришла вера в себя. В этом смысле новый человек, которым стал Карл VII 1440-х годов, новый человек, который сформировался не за один день, многим был обязан Жанне д'Арк.

Прагматическая санкция

Возможность для создания первой из «гранитных глыб», на которых станет покоиться королевская власть, непреднамеренно дал Базельский собор. Карл VII для своего дела нуждался в духовенстве и энергично поддержал антипапские претензии епископов. С тех пор как папа и собор вошли в открытый конфликт — в основном после 1433 г., — король выступил на стороне собора. Поскольку король Англии традиционно противился притязаниям папства, любая другая позиция лишила бы короля Франции некоторых симпатий, которыми он пользовался у своего духовенства.

Важным делом было назначение епископов. Папа с давних пор присвоил право замещать глав епископств, а король добровольно поддерживал его в этом, поскольку в списках, составляемых папой, было немало кандидатов королевской власти. В конечном счете королю легче было договориться с папой, заинтересованным в том, чтобы тот не противился сбору папских налогов во Франции, чем с выборщиками, часто строптивыми. Ведь у королевских чиновников почти не было реальных возможностей оказывать давление на каноников. Еще нужно было, чтобы духовенство хоть минимально одобряло такие сделки между папой и королем. Во время Базельского собора этого ждать уже не приходилось.

После Аррасского договора у Карла VII появились амбиции. Он мечтал выступить в роли арбитра. В 1436 г. он предложил собору нечто вроде компромисса, который и папа, и собор восприняли одинаково негативно. С тех пор люди короля наблюдали за ситуацией, развивавшейся без их участия, и ждали момента, когда можно будет извлечь из нее выгоду.

Выходили все новые реформаторские каноны, публикуясь сериями во время общих заседаний собора. Были отменены основные папские налоги, восстановлена выборность епископов и аббатов, епископы вновь получили право назначения держателей меньших бенефициев. А 24 января 1438 г. 29-я сессия собора декретировала отстранение Евгения IV от должности.

На сей раз король не мог остаться в стороне. Кто-то поддержал собор, кто-то по-прежнему признавал папу. В ситуации общей неопределенности Карл VII созвал в Бурже на 1 мая общее собрание духовенства, которое в конечном счете собралось в июне.

Далеко не все духовенство присутствовало там — наряду с королем, дофином, герцогом Бурбонским и некоторыми знатными баронами. Приехало только четыре архиепископа и двадцать пять епископов; с учетом того, что королевство насчитывало сто семнадцать диоцезов, это было немного, даже если исключать земли, где еще властвовали англичане. Было несколько аббатов, много приоров и каноников, доктора канонического права и магистры богословия. Южная Франция была представлена слабо. Северная — не полностью. До национального собора этому собранию было далеко, но в 1438 г., когда королевство Валуа еще переживало трудные времена, представительство французского духовенства здесь можно было счесть довольно солидным.