Столетняя война - Жан Фавье

У королевской армии было чем произвести впечатление на народ. Короля сопровождали коннетабль и оба маршала. Жан Бюро подвез артиллерию. Был здесь и дофин Людовик, ехавший по правую руку от своего отца Карла VII. Не меньшее внимание обращали на графов Менского и д'Э: все знали, какую роль они сыграли, командуя королевскими армиями к северу от Луары. Одним своим присутствием оба этих барона, оба этих капитана в достаточной мере демонстрировали, что Карл VII на нормандской границе уже не занимает чисто оборонительные позиции. В то самое время, когда король и его армия подходили к Тартасу, маленький отряд бальи Эврё Робера де Флока — его фамильярно называли Флоке, и он сам так подписывался, — под Эврё обратил в бегство англичан, еще ждавших подкреплений, которые обещал Талбот.

Французы провели Иванов день, выстроившись «баталией». Ни один англичанин не показался. Карл VII велел занять Тартас, а на следующий день взял Сен-Север, где обнаружился английский сенешаль Томас Рэмптон — тот самый, который утвердил трактат, предусматривающий «день». Он был хранителем большой печати герцогства Гиенского. То, что печать попала в руки французов, выглядело дурным предзнаменованием для англичан.

Заняв Сен-Север и Дакс, французы перерезали сухопутную дорогу, соединявшую оба главных города английской Гиени — Бордо и Байонну. После этого Карл VII мог сжимать кольцо вокруг Бордо. В свою очередь пали Тоннен и Марманд. Был занят Руайян. Французская флотилия проникла в порт Бордо и задержала там два судна с грузом продовольствия. В городе это вызвало панику. Бордосцы считали, что их бросили. Архиепископ Пей Берлан, который до сих пор воодушевлял всех противников присоединения к Валуа, призвал своих прихожан стойко держаться, ожидая подкреплений. Потом он отплыл в Лондон. Чтобы получить подкрепления, вернее всего было самому отправиться за ними. Пей Берлан был выразителем последней надежды всех защитников города: неужели Генрих VI посмеет отказать в помощи архиепископу Бордоскому?

7 декабря, после четырех дней осады, капитулировал город Ла-Реоль. Французов снова увидели у ворот Бордо. Страх перед заговором, который способен открыть ворота Бордо, был отнюдь не химерическим, и некоторые уже подумывали, не заплатят ли они за века верности Плантагенетам и Ланкастерам не столь дорого, если сумеют не ожесточить людей Валуа.

Ближе к зиме англичане выправили положение. В августе они отбили Дакс, потом Сен-Север. Прибытие нескольких подкреплений позволило им в октябре провести контрнаступление в окрестностях Бордо. Пей Берлан вернулся в декабре, пообещав скорое прибытие Сомерсета с армией. Французы потратили много времени под Ла-Реолью, где замок — уже после взятия города — держался пятьдесят семь дней. Сам король находился здесь до конца осады, в конце концов едва не сгорев при пожаре в своем жилище, которое нарочно подожгли покоренные, но не смирившиеся жители.

Карл VII распылял силы, нападая на все мелкие укрепления, защищавшие страну. Он не мог за одну кампанию занять двадцать крепостей и захватить Бордо. Он это осознал слишком поздно.

Суровая зима сорвала продолжение операции. 23 декабря 1442 г., оставив в Ла-Реоли адмирала Коэтиви, Карл VII приказал отходить в Лангедок. Бордосцы были спасены.

Французы смогли извлечь уроки из этой истории. Чтобы покончить с английской Гиенью, им недоставало настоящего флота и армии, которая бы снабжалась двенадцать месяцев из двенадцати. Но они прощупали оборону противника, испытали в боях, впервые после Жанны д'Арк, сильную армию. Они посеяли страх в душах гасконцев, верных англичанам, и разрушили систему соучастия — прежде всего соучастия Шарля д'Арманьяка, — благодаря которой могло сохраняться это двуглавое княжество, управляемое из Бордо и Байонны, осколок великой Аквитании.

Жертвой этого дела стал граф д'Арманьяк. Он неосмотрительно занял графство Комменж после смерти старой графини Маргариты. А ведь король договорился с ней о переходе графства во владение короны. Дофину Людовику было поручено наказать мятежника. Жан IV д'Арманьяк был схвачен в Лиль-Журдене и, как полагалось, посажен в заточение. Будущий Людовик XI одну за другой занял крепости Арманьяка. Весной 1444 г. англичане Гиени остались без союзников в борьбе с королем Франции.

Сомерсет попытался сдержать обещания, данные архиепископу Пею Берлану, — обещания, стоимость которых английские податные уже вполне испытали на собственной шкуре. Генриху VI пришлось собирать налоги, подати, делать займы. Он заложил часть своих драгоценностей. Реквизиции кораблей вызвали раздражение купцов, уже и так враждебно относившихся к этой войне, которая без конца вводила их в расход и мешала торговле. Но для герцога, которым он теперь стал, Сомерсет был глуп. Когда он выступил из Нормандии с шестьюстами латниками и четырьмя тысячами лучников, ему даже не пришло в голову, что прежде всего он должен деблокировать Гиень. Он задержался в Нормандии, делая вид, что его отряды имеют полное право грабить страну, потому что население явно относится к ним как к иностранной армии: снабжение за счет жителей обходилось дешевле, чем выплата жалованья, причем задержка последнего достигала восемнадцати месяцев. Тем временем бывший прево Парижа Симон Морье стал казначеем Нормандии и по-прежнему с самой неприкрытой алчностью сочетал ненависть к соотечественникам, в чьих глазах все более выглядел изменником. Потом Сомерсет отправился разорять Анжу и счел за благо опустошить бретонский городок Ла-Герш исключительно из корыстных целей. У герцога Бретонского это вызвало вполне законную ярость, чем воспользовалась французская дипломатия.

Разбив в Анжу небольшую французскую армию, а потом взяв Бомон-ле-Виконт, Сомерсет вернулся в Руан. «Генерал-капитан Гиени» явно забыл о своей миссии. По возвращении его освистали.

В Нормандии дело обстояло не лучше, чем в Гиени. Талбот в 1442 г. купил за золото капитуляцию французского гарнизона Конша, но в то же самое время рутьер Франсуа де Сюрьенн — Арагонец — продал Дюнуа крепость Галлардон. Французы благодаря внезапности взяли Гравиль.

Талбот попытался компенсировать свои неудачи, отбив Дьепп. После девяти месяцев изнурительной осады он был вынужден уступить, когда 14 августа 1443 г. подошла армия дофина Людовика, при котором находился Дюнуа. Бретонские суда непрестанно снабжали город провизией. Казалось, король Франции и его союзники войдут в Нормандию, как только пожелают. В Лондоне полагали, что на материке можно ждать дальнейшего ухудшения дел.

Живодеры

На самом деле королевство Франция снова оказалось обескровленным, и это не было выгодным никому, кроме оставшихся не у дел солдат, которые с легким сердцем жили грабежом и выкупами и едва-едва окрашивали разбой в цвета того или иного принца.

Эти живодеры приходились внучатыми племянниками рутьерам Большой компании, головорезам, которых некогда в Испанию водил Дюгеклен. Солдатами они были, солдатами и остались, даже когда война стихла или приобрела вялотекущий характер, а принцы вербовали их все реже и ненадолго. Мы не будем делать различий между королевским латником, олицетворением верности и дисциплины, и живодером, находящимся вне закона и вне королевского бана. Это один и тот же человек в зависимости от того, платят ему жалованье или нет. Когда он подчиняется маршалам, он немного лучше платит за то, что берет, и немного меньше грабит. И воюет он только в соответствии с приказами. Когда он не у дел, он ищет средства сам. Главное — сохранить оружие и коня.