Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко

старых русских песен дело у нас не продвинулось. Слишком сильно он всё-таки давил на нас. Пусть неосознанно, но всё же постоянно, каждодневно воздействовал природными и наработанными волевыми командирскими качествами, неизбежно передавая нам своё настроение, сообщал переживаемое им состояние не всегда терпеливого ожидания и внушал своё глубоко личностное понимание тех или иных затронутых вопросов. Ох, уж эта его командная харизма!.. А какая тогда у его Рахили?

Встречи со служилым контингентом монгольской авиабазы ООН принесли и иные впечатления. В том числе, думаю, полезные. С некоторыми из офицеров базы, наиболее интересными нам, а именно, русскими, потому что это оказались личности действительно незаурядные, в частности, с майором-медиком Андреем Валериановичем Кокориным и авиационным инженер-капитаном Ираидой Евгеньевной Зиминой Бен Мордехай познакомил нас в какой-то из первых же вечеров в спортивном зале, перед любительской игрой в волейбол.

Когда Эзра представлял нас Андрею Кокорину и бывшей с ним даме, заметно более молодой, чем русский майор, и явно ему близкой, Андрей чуть отстранился, не вглядываясь, а будто сканируя, сосредоточенно охватывая всё вокруг меня не глазами, а всем естеством и всесторонне изучая на небольшом, по-видимому, удобном расстоянии, а Акико, напротив, чуть не оцарапал своим беглым, но острым, зорким и глубоко проникающим взглядом. Взглянул и на свою спутницу, словно призывая к вниманию и её, искренне поклонился Акико и ничего не сказал. Однако интерес его к нам я чётко ощутил. Отмечал его профессиональные изучающие взгляды на себе и особенно на Акико на протяжении всей игры.

А Ираида Евгеньевна Зимина при знакомстве откровенно просияла, и на её обычно сдержанном и сосредоточенном на собственной внутренней жизни, широком, не молодом уже лице выразились одновременно радушие гостеприимной хозяйки и видимое удовлетворение от нечаянной, но многообещающей встречи с новыми, небезынтересными и для неё людьми. Она пригласила нас к себе назавтра и тоже на вечерний чай, как приглашал обычно Бен Мордехай. Однако Акико отважилась возразить и с традиционным японским поклоном пригласила русскую к нам. Ираида Евгеньевна, подумав, согласилась.

— Наверное, так будет даже лучше, — неторопливо сказала она. — Побываю в гостях у вас, и заодно сделаем вам ещё одно доброе дело. У меня вы тоже потом побываете.

Но уже раннее утро наступившего следующего дня показалось нам с Акико очень необычным. Знаю, что она провела много времени за общением с компьютером и усердно готовилась, осваивала что-то новое для себя. Истекали последние деньки последней декады сентября. Из дому я вышел первым. До восхода солнца оставалось, наверное, только часа полтора-два. На востоке ярко светились Кастор и Поллукс, две самых ярких звезды Близнецов. Южную сторону неба украшало высоко поднявшееся созвездие Ориона, наклонный меч-фаллос которого указывал на горную цепь, обрамляющую далекий горизонт, видимую чётко в предрассветьи по причине необыкновенной чистоты холодного воздуха над ночной пустыней. Пока я молча стоял на крыльце и разглядывал яркое звёздное небо, окончательно оделась теплее, чем обычно, и вышла ко мне Акико. Она спустилась на пару ступенек, остановилась рядом с крыльцом, подняла глаза к небу и замерла. Её тоже поразило величие царящей над нами Вселенной. Можно было поверить, что она не столько всматривается в глубины звёздного неба, сколько вслушивается в безмолвные гармонии сокровенных космических аккордов, притекающие к нам с бездонной высоты и вливающиеся прямо в души.

Вот далёкие горы на горизонте у границы с Китаем слабо озарило неостановимо разгорающееся световое пятнышко — отсвет невидимой пока за кромкой земли яркой звезды. Через несколько минут засветился в полную силу, отделился от горизонта и начал медленный подъём переливающийся то белым и синим, то красным огнём Сириус — на небольшую пока высоту в эту раннеосеннюю пору, — пока постепенно не растает в свете наступившего дня. Ах нет, мы же на юге, и Сириус тоже поднимется довольно высоко.

Акико давно мечтала встретить рассвет на какой-нибудь горной вершине, причем, в состоянии определённой медитации, развивающей, как она полагала, основные внутренние энергетические каналы. Ещё вчера, через панорамное окно из кабины летящей вокруг авиабазы «Вильги», она рассмотрела, как можно будет, не со склона на склон — то вверх, то вниз, с горы на гору через долину или распадок, — а гораздо легче, поднявшись по склону только один раз, дальше уже почти на одном уровне, по изгибающимся пологим гребням сопок пройти на вершину, которая возвышается над окрестными сопками, и теперь, на ближайшее же утро храбро и самоуверенно повела меня туда, в царство предрассветного холода.

К нам неторопливо подходила овчарка Салли, взявшаяся неведомо откуда, для порядка обнюхала издали, приподнимая чуткий нос, но с нами не пошла и осталась служить с часовыми на базе, провожая нас взглядом. Больше часа мы поднимались с Акико, двигаясь гуськом, оступаясь на каменистых осыпях и при необходимости поддерживая друг друга, прошли не больше двух-двух с половиной километров и еле успели до восхода.

Но рассвет нам с Акико пришлось встретить, стоя на ногах, потому что всё на избранной ею вершине заиндевело — и короткие стебли трав и множественные россыпи камней и мелких камешков. Усесться на толстый синий предутренний иней и так застыть на нём надолго в неподвижной отрешённости от мира мы не отважились.

Мы ощущали потоки необычайной силы и чистоты, протекающие и от Земли и из Космоса сквозь всё естество, или уверили себя, что, конечно же, ощущаем, раз уж столько сил и времени потратили на трудный подъём. А внутренне торопили рассвет, чтобы не обморозить носы и щёки. Нам не по силам оказалось превратить внутри себя и вселенские и собственные сексуальные и любые иные энергии в тривиальное тепло, эффективно отогревшее бы наши бренные физические тела. Неожиданный холод неторопливо, но неудержимо выжимал слёзы из глаз, они медленно заледеневали и слепляли между собой ресницы. Мы терпели стоически и еле сдерживались, чтобы не упрекать самих себя за школярскую глупость и неподготовленность.

Ночь, казалось нам, длилась бесконечно, а рассвет всё отодвигался и отодвигался почти во тьму времён, как давно обещанное второе пришествие Мессии, но прошла и эта ночь среди царства холода. Чуть показался краешек просыпающегося солнца и метнул во все стороны по небу искрящиеся золотом стрелы, разжигая рассвет, как мы ожили и обрадованно развернулись в обратную сторону, торопясь по гребню к спуску и согреваясь на ходу. Поучиться визуализации энергетических потоков, протекающих кверху и книзу через вершину самой доступной и, казалось бы, в целом подходящей для такого эксперимента достаточно высокой горы, нам в это утро не удалось. Да и в остальные дни, прожитые в Монголии, надо признать,