Принципы экономики. Классическое руководство - Томас Соуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предубежденность и анализ
Предубежденность — еще один тяжеловесный упрек в адрес экономики и ее претензий на научность. Активно обсуждаемую проблему влияния предубеждений на экономический анализ затронул Йозеф Шумпетер, чья работа «История экономического анализа» не имеет себе равных в широте и глубине взглядов. Он пришел к выводу, что идеологическая предвзятость является обычным делом среди экономистов — от Адама Смита до Карла Маркса; при этом он также заключил, что эти предубеждения оказали незначительное влияние на их аналитическую работу и ее можно отделить от их идеологических комментариев и пропаганды.
В одном научном журнале Шумпетер, в частности, выделил Адама Смита: «В случае Смита интересно не отсутствие идеологической предубежденности, а ее безвредность». Негативное отношение Смита к предпринимателям Шумпетер считал предвзятостью, причинами которой были происхождение Смита, поскольку его семья «не принадлежала к деловым кругам», и его погружение в среду интеллектуалов. Однако «вся эта идеология, какой бы влиятельной ни была, на деле не нанесла особого вреда его научным достижениям» в создании «надежного фактического и аналитического учения».
Идеологическое видение социальных процессов сформировалось и у Карла Маркса еще до того, как он стал изучать экономику, но «по мере аналитической работы Маркс не только разработал многие элементы научного анализа, нейтральные по отношению к своему видению, но и те, что с ним не особо согласовывались», хотя Маркс и продолжал использовать «ругательные формулировки, которые не затрагивали научные элементы его анализа». По иронии судьбы отношение Маркса к предпринимателям было не столь негативным, как у Адама Смита[156].
Согласно Шумпетеру, «сама по себе научная деятельность не требует от нас отрекаться от своих субъективных суждений или отказываться от опыта сторонника каких-то определенных интересов». Откровенно говоря, он сказал: «Защита неких взглядов не означает лжи», хотя иногда идеологии «кристаллизуются» в «догмы», которые «невосприимчивы к аргументам». Но среди признаков науки есть «правила процедуры», которые могут «убрать идеологически обусловленную ошибку» из анализа. Кроме того, наличие «того, что нужно формулировать, защищать, атаковать», дает толчок к фактологической и аналитической работе, даже если наши установки иногда в нее вмешиваются. Именно поэтому «несмотря на то что мы из-за своих идеологических представлений двигаемся медленно, без них мы бы вообще не двигались».
События и идеи
Экономика влияет на события или события влияют на экономику? Краткие ответы на оба вопроса — «да». Однако гораздо важнее тут знать, в какой степени и каким образом? Джон Мейнард Кейнс отвечал на первый вопрос следующим образом:
Идеи экономистов и политических мыслителей — и когда они правы, и когда ошибаются — имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят миром. Практики, которые считают себя совершенно не подверженными интеллектуальным влияниям, обычно бывают рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад. Я уверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей[157].
Иными словами, согласно Кейнсу, экономисты влияют на ход событий, не воздействуя непосредственно на тех, кто находится у власти в определенный момент. Это происходит за счет принятия определенных общих убеждений и установок, создающих контекст, в условиях которого действуют политики и мыслят те, кто формирует общественное мнение. В этом смысле меркантилисты по-прежнему влияют на современное мировоззрение — спустя столетия после того, как Адам Смит решительно опроверг их идеи.
Вопрос, формируют ли события экономику, — более спорный. Когда-то было широко распространено мнение, что на идеи влияют обстоятельства и события — и экономические идеи не исключение. Несомненно, что-то в реальном мире заставляет людей задумываться о них, как это, несомненно, истинно в случае естественных наук и математики. Геометрия получила толчок к развитию в Древнем Египте, поскольку после каждого разлива Нила приходилось заново чертить границы между владениями разных людей.
Это один из видов влияния. Многие верят в более прямое влияние — например, считают, что Великая депрессия породила кейнсианскую экономику. Но даже если Великая депрессия вдохновила Кейнса на размышления, а его идеи распространились среди экономистов всего мира, насколько типичным был такой путь исторического развития экономики, не говоря уже о путях исторического развития идей в других областях?
При открытии закона всемирного тяготения Ньютоном падали ли предметы чаще и создавало ли их падение больше социальных проблем? Когда Адам Смит писал «Богатство народов», свободные рынки встречались не так уж часто, ведь он защищал их именно из-за неудовлетворенности последствиями различного рода государственных вмешательств, которые происходили тогда повсеместно[158]. В XIX веке экономика сделала огромный шаг вперед, перейдя от теории цен, определяемых производственными затратами, к теории цен, определяемых потребительским спросом, но вовсе не в ответ на изменения производственных затрат или потребительского спроса. Это было просто непредсказуемое появление нового взгляда на пути разрешения проблем в существующей экономической теории. Что касается депрессий, то они случались и до 1930-х годов, но никаких кейнсов при этом не появлялось.
Лауреат Нобелевской премии Джордж Стиглер указывал, что важные события в реальном мире не всегда имеют интеллектуальные последствия. Он писал: «Война может опустошить целый континент или уничтожить целое поколение, не ставя никаких теоретических вопросов». К несчастью, разрушительные войны прокатывались по континентам много раз в течение столетий, так что поводов для интеллектуальных вызовов посреди катастроф было сколько угодно.