Зимняя роза - Дженнифер Доннелли

Виски давало ему забвение по вечерам. Днем он искал забвение в работе, доводя себя до изнеможения. Сид работал, пока одежда на нем не промокала насквозь от пота, а на ладонях не появлялись кровавые мозоли и его не начинало тошнить от жары. Он работал до захода солнца и продолжал работать в темноте… пока не валился на кровать и не засыпал без сновидений.

Как-то вечером, через несколько недель такого самоистязания, Мэгги отправилась в поля и увидела Сида. При свете керосиновой лампы он пытался выкорчевать пень. Поначалу она молча смотрела, скользя глазами по его обгоревшей, покрытой волдырями коже и изможденному телу, потом сказала:

– С меня довольно. Хочешь лезть из кожи вон, делай это на другой ферме, но не на моей. – Они стояли, сердито глядя друг на друга, затем Мэгги уже мягче добавила: – Что бы ты ни сделал там, в Англии, и что бы ни сделали с тобой, работа на износ ничего не изменит. Тебе придется научиться с этим жить, как и все мы живем.

Сид швырнул кирку и поплелся к себе в хижину, злясь, что Мэгги удалось заглянуть к нему внутрь. После этого он нашел другие способы затеряться и забыться. На ферме бывали промежутки, когда не требовалось ни сажать, ни снимать урожай. Надобность в его присутствии на время отпадала. Сид стал путешествовать, отправляясь на сафари в одиночку. Он странствовал днями, а то и неделями. Идя на север, он добирался до горы Кении; его крайней западной точкой стал Мау-Резерв, а восточной – берег реки Таны.

Сид брал с собой палатку, фляжку и винтовку. Стрелял только для пропитания; ему было ненавистно видеть умирающих животных. Он вдоволь испил свою чашу боли. Сид пересекал равнины, взбирался на холмы и видел такие уголки, где еще не ступала нога белого человека. Он наблюдал за львами, слонами и носорогами, шел следом за бесчисленными черными стадами антилоп гну.

В хорошую погоду он ночевал под открытым небом, глядя на звезды и слушая ночные звуки. Где-то на задворках сознания теплилась надежда, что ночью к нему подкрадется лев и оборвет его жизнь. Днем он брел под безбрежным африканским солнцем и вел разговоры с Индией. Задавал ей один и тот же вопрос: «Почему?» – спорил, обвинял. Иногда он впадал в гнев и кричал на нее. А однажды, это было года через три после его приезда в Африку, когда бушевал ливень, Сид разделся, лег на землю и заплакал по Индии. Ему хотелось, чтобы неумолимый дождь содрал мясо с костей и утопил его в раскисшей земле. Но этого не случилось. Сид встал, грязный, озябший, и побрел на ферму Мэгги. К моменту возвращения его била лихорадка.

Мэгги намочила тряпку в холодной воде, приложила ему ко лбу и заставила проглотить дозу хинина.

– Ну что, закончил свои художества? – спросила она, и Сид кивнул. – Вот и хорошо. Кем бы она ни была, она этого не стоит.

– То-то и оно, Мэггс, что стоит, – возразил он.

После того случая он оставил попытки покончить с собой, но не прекратил выпивать. Почти все заработанные деньги он тратил на виски, вино и другие крепкие напитки, какие мог купить в Найроби у торговца Джеванджи. Он пил с Мэгги, с ее соседями-плантаторами, а когда было некому составить ему компанию, пил один.

– Поскорее бы пролетели эти недели, – сказала Мэгги. – Обожаю время, когда цветет кофе. Белые цветки похожи на снег. А затем появляются бобы. Среди зеленых листьев они – точно ягоды остролиста. Это напоминает мне рождественскую пору в Англии.

– Только без пресловутого фруктового торта, – заметил Сид.

Мэгги засмеялась, потом кивком указала на газету, лежавшую на столике. Она сама принесла ему днем одну из лондонских газет почти двухмесячной давности. По местным меркам, газета считалась свежей. Новости добирались до Тики не спеша. Заголовки трубили о победе либеральной партии на всеобщих выборах.

– Читал? – спросила Мэгги.

– Нет, – ответил Сид.

Зачем ему газеты? Они соединяли его с миром, с которым он порвал раз и навсегда.

– Напрасно. Стоило бы прочесть. У нас теперь новое правительство, – сказала Мэгги. – Управление всем африканским протекторатом перешло от Министерства иностранных дел к Министерству по делам колоний. Министром по делам колоний назначен лорд Элджин. Ходят слухи, что губернатор просил, чтобы заместитель лорда Элджина побывал в здешних краях.

Сид нахмурился. Он предпочитал говорить на сельскохозяйственные темы, тогда как все местные плантаторы обожали говорить о политике.

– Мне-то что? – пожал плечами Сид. – Я держусь подальше от политики. И от политиков.

– Я тоже стараюсь, но они сами лезут. Если Лондон подумывает прислать сюда своего человека, что-то затевается. Это я гарантирую.

– Все это прекраснодушные мечты, Мэггс. Даже если кто-нибудь сюда и приедет, что это изменит? Ну, поохотится на львов, в газетах появятся его фотографии, а потом он вернется домой и напрочь забудет про Африку.

– Не сможет. Не те нынче времена. Кто-то должен ответить на жгучие вопросы, и поскорее. Сюда постоянно приезжают новые переселенцы. Где им обосноваться? А что делать с племенами? Масаи совсем не жаждут быть вытесненными в резервации, да и кикуйю тоже. Нанди – те вообще в ярости. Они уже воевали с нами и снова готовы напасть. Земельное управление в замешательстве. Районные уполномоченные тоже. Говорю тебе, Сид, добром это не кончится. Подожди, сам увидишь.

– Что будешь делать ты, если так случится?

– Останусь, – ответила Мэгги, испустив протяжный вздох. – А что, у меня есть выбор? Муж привез меня сюда и вскоре умер, оставив мне ферму, четыреста кофейных деревьев и ни пенса денег. Десять лет я сводила концы с концами, и только сейчас плантация начала приносить доход. Ты-то сам что намерен делать?

Сид подумал о своей маленькой уютной хижине, о дружбе с Мэгги, о труднопроходимой, красивой, равнодушной стране, которую он за эти годы привык считать домом. Подумал о хрупком мире, обретенном здесь. Это все, что у него было.

– Пока остаешься ты, останусь и я, – сказал он.

– Ты мог бы подать заявку на получение земли.

Сид покачал головой. Подай он заявку, ее бы удовлетворили. Британское Министерство иностранных дел выделило бы ему в аренду шестьсот акров земли в провинции Кения сроком на девяносто девять лет и за символическую плату: в год – полпенни за каждый акр. Кто-то уцепился бы за такой шанс. Сид не хотел марать руки. С воровством он покончил.

– Британское правительство забирает землю у одного народа и отдает другому. Попробуй сделать это в Англии, и тебя обвинят в воровстве. А здесь это называется прогрессом.

– Называй это как хочешь, парень, – сказала Мэгги. – Но постарайся, чтобы в нынешнем году у нас был хороший урожай. Иначе мы с тобой, повариха, детишки и все работницы будут голодать.

С политики разговор перешел на местные дела. Мэгги велела Сиду построить изгородь на северном поле, напомнив о прошлогоднем нашествии газелей, повредивших кусты. Сид ответил, что ему достаточно сказать один раз, а изгородь почти готова. Он налил еще, и они поговорили о недавней вспышке мастита у коров, о козьем приплоде и о том, что вблизи курятника видели кобру. Спустились сумерки. Вдали перемигивались огоньки соседней плантации Томпсонов.