Переизбранное - Юз Алешковский

На что уж Гелия подташнивало от религии вообще да от слов «Бог», «Иисус», «Богородица» и так далее, но и его ужаснули разговорчики угрюмой этой бездари о христианстве как о хитрой жидовской штучке, призванной духовно закабалить арийские народы. В тот раз на сборище обсуждались контуры нового педагогического проекта. Русских детишек предлагалось вовлекать для начала в кружки языческого творчества, где патриотически настроенные педагоги из числа бывших военных с изуродованными перестройкой судьбами будут приучать их резать из дерева древних богов-истуканов, сброшенных агентом мирового сионизма, князем Владимиром, в Днепр.

Гелий пил и слушал всю эту поразительно тупую чушь, ну нисколько не поднимавшуюся до хотя бы ничтожной художественности или до почтения к родной истории и сводившую все без исключения исторические беды России к древнехазарскому экономико-политическому блядству да к нынешнему глобальному заговору финансовых олигархов жидомасонства.

Когда его попросили высказаться, он почти уже не ворочал языком и что-то промычал, но вдруг в нем, помимо собственной его воли, от морд ихних, от явной недоделанности, от ихней логики, унижающей горемычную душу народа и зловонно опошляющей смысл адских народных испытаний, – вдруг возмутилось в нем все сразу: ум, вкус и чувство трагической родной истории. Он и сам мало что просекал в причинах испытаний, выпавших в этом веке на долю не одних только русских, но чуял дьявольский какой-то изворот в причинном сведении всего происшедшего исключительно к хитрым проискам Сиона.

Гелия замутило так, что он как бы вставил в рот пару пальцев, и его вывернуло там перед ними всеми наизнанку. Но он не трепался, не переубеждал этих мокриц, повыводившихся под половицами разрушенного, развалившегося великого некогда дома, а открыто выблевал в морды им следующее: «Я и сам ни в какого Бога не верую, – сказал он, – но я хоть в поучительность судьбы нашей народной еще верю. А вы не верите ни в Бога, ни в Россию, ни в язык ее, ни в культуру, ни в историю ее не веруете, ни в надежду, ни в судьбу – ни во что вы, господа, не веруете. Не веруете даже в Дьявола. А о вере в нормальное будущее России – и говорить нечего. Все выходит так, что веруете вы непоколебимо и несгибаемо только лишь в одних жидомасонов, а это есть немыслимо бесталанный идиотизм… вот вам четвертак за все мною тут выпитое и плохо прожеванное. Мерси, господа…»

Ему дали выйти из дома, а на улице догнали и чем-то оглушили. Очнувшись от боли, он понял, что его метелят эти лакеи очередной лжевеличественной и лженациональной идеи. Метелят безжалостно, распаляясь все больше и больше. Ночь была темна, а закоулок какой-то глух. Гелий уж с жизнью вполне спокойно распрощался, когда увидел трех человек, бежавших к месту побоища. Впереди них мчалась стайка бесов, похожая на голубовато-зеленое облачко плазмы из американского научно-фантастического фильма. Пришельцы-спасители с непонятным наслаждением набросились на обидчиков и принялись профессионально их колошматить. Потом Гелий узнал, что в этом районе группа жителей взяла на себя функции самосудной охраны граждан от хулиганья и грабителей…

Необыкновенных случаев, в которых оказывались героями либо одиночные мусорные типчики, либо вся бесообразная масса, не перечесть.

Гелий вроде бы и за внешностью своей не следил, сочинять ничего не хотел, ездить с выгодными лекциями ленился, на карьеру плевал, не рвался так уж за бугор, нигде не интриговал, стучать отказался с таким видом, как будто был завербован лично Андроповым и ожидал в глубокой конспирации своего звездного часа, с тем же самым видом сторонился партии – и все ж таки все у него было на мази.

Счет на сберкнижке рос себе и рос, дамы липли к нему сами, истомленно завороженные его неподдельным равнодушием, начальство полагало, что карьерой Гелия Револьверовича ведают высшие чины государства и что служебное его равновесие – всего лишь временный камуфляж иной, значительной позиции.

Он не нуждался в валюте, удачно совершив несколько сделок во время служебных поездок. Благодаря своим связям, налаженным исключительно «всей этой зелененькой гнусеологией», никогда не проходил таможенного досмотра, а пробавлялся коньячком в буфете для важных улетающих персон.

Однажды в Амстердаме у Гелия случилась интимная близость с ученой дамой – экзотической религиеведкой. У милой штурмовщицы Небес через пару месяцев обнаружили СПИД. Несчастная интеллигентка, в первом поколении представлявшая на научном конгрессе атеистические силы молодого африканского государства, борющегося в джунглях с тотемными идолами, дала правдивые показания «Интерполу», который давно уже шел по сексуальному следу этой роковой дамы.

В ее правдивых показаниях легко всплывали либо фамилии и имена, либо особые приметы партнеров. Именно так всплыли сначала родинка на причинном месте, шрамик под левым соском, а потом и фамилия Гелия. Он слегка обрадовался сложной болезни и неотвратимому ее исходу в самом ближайшем будущем. Это было бы, в конце концов, не худшим из способов избавления от некоторой обрыдлости существования.

В закрытом медицинском учреждении Четвертого управления медицинские девушки с ужасом взяли у него кровь на анализ. В кабинете замминистра здравоохранения – они давно были на «ты» – Гелий уже приготовился рассказать о пикантных постельных подробностях этого драматического заражения крови этой самой современной пакостью, но в тот же самый момент, к большому своему удивлению и, как всегда, явно не по своей воле, опроверг дикий навет весьма, как оказалось, наблюдательной партнерши.

«Бред, старик, – сказал он замминистру, – чепуха! С этой дамочкой у меня не было никаких дел, разве что разговор за бокалом шампанского о садистически-вандальских подробностях неосмотрительного сбрасывания в Днепр, по приказу князя, якобы сиониста, Владимира – Перуна, кажется, Долговяза с Простоволосом и прочих наших истуканов. Неужели ты думаешь, что у меня нет в Голландии иных, проверенных рубенсовских телок с клубничными сосками и сливочными лядвиями?»

И первый и повторный анализы крови Гелия дали отрицательные результаты. Бесы уберегли-таки его в те пару ночей в отеле от заразы, от болезни, бытового позора и медленного полыхания. А главное, науськали на глухую несознанку в беседе с замминистром. Правда, замминистр подозрительно поинтересовался, каким это образом дама, с которой Гелий, по его словам, не был близок, сумела рассмотреть родинку на его, как он выразился, «змее-удовлетворителе». Гелий многозначительно и строго ответил: «Происки спецслужб Запада, а также утечка кое-какой постельной информации за рубеж от моих безответственных подружек».

Он даже хотел было изъявить каким-нибудь образом свою признательность демонишке, который, кстати, озабоченно и как-то намекающе крутился тогда на гостиничной простынке прямо перед носом у Гелия, старавшегося выглядеть в любовных беснованиях достойным представителем нашей могучей Империи. Но непревозмогаемая ненависть к нечистой силе, убившей его любовное счастье, помешала ему произнести даже мысленно слова персональной благодарности демонишке, как-то там помешавшему схватить не только СПИД, но и еще черт знает что. Речь шла, как сообщил замминистра, о шикарном бактериальном букете из феноменальной венерической коллекции пылкой религиеведки. Букет этот уже вошел в золотой фонд новейшей венерологии под названием «ТРИПТИХ-СПИДа»…