Бесконечность I. Катастрофы разума - Андрей Волков

— Ага, конечно, — уголки губ девушки дрогнули вниз, — я уже знаю, что там говорят.

* * *

Когда Кристина проскользнула назад в кабину пилота, там уже было не протолкнуться, вынужденные пассажиры смотрели в небольшой монитор, закрепленный на приборной панели, он показывал последний акт драмы, ради которой всё и задумывалось. На центральной площади столичного города, где ещё совсем недавно, каких-то несколько часов назад, шел непонятный протест, не было и намека на него. Теперь люди, стоявшие на площади, покорно стояли перед трибуной, откуда громыхали речи. Зачитывали постановление Верховного совета за номером 128–8 о переходе всех властных полномочий Верховному совету в связи с трагической гибелью Президента Республики.

— Начинается! — пробормотал Верховский.

— Что именно? — качнула головой Кристина.

— Сейчас увидите!

Теперь люди, стоявшие на трибуне, зачитывали обращение «K grazhdanam Pontii».

— Нам выпало тяжёлое бремя, — громыхало с трибуны, — но мы выдержали испытание. Этот незаконный путч был окончательным тестом нашей приверженности демократии, законности и справедливости, и мы сдали его. При всех трудностях и тяжелых испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране приобретает все более глубокий размах, необратимый характер.

С экрана было видно, как толпа безудержно взревела.

Кристина не мигала.

— Такое развитие событий вызвало озлобление радикальных сил, толкнуло их на безответственные авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами, — продолжал оратор, — эти силы решили использовать ваши справедливые требования о наведении порядка и законности для осуществления своих подлых целей, но благодаря воле народа их мятеж потерпел крах.

— Ничего не понимаю, — заметила Алин, — у вас всегда так весело?

— Раз в сто лет обязательно, — мрачно хмыкнула Кристина.

Зрелище тем временем продолжалось.

— Припятствовшие в наведении порядка будут арестованы и осуждены, их приведут на суд, живыми или мертвыми. Печально, что милиция, поклявшаяся защищать Республику и демократию, встала на сторону путчистов.

— Не о нас ли он это? — со смешком в голосе задалась вопросом Левонова.

— Но ведь это ложь! — вскинулся сержант из «Сокола», — мы только исполняли приказы. Мы собой рисковали, чтобы вытащить делегатов.

— Вероятно, это у них называется встать на сторону путчистов, — хмуро заметил тот европейский чиновник, которого они нашли в холле. Его голова была перевязана. Повязка закрывала обширное кровавое пятно.

Патрисио Фуэнтес, напомнила себе Кристина, его так зовут.

— Если честно, я уже не знаю, что я знаю, — заметил Фуэнтес, — я не понимаю, что произошло и у кого правда. Ведь протестующие не нападали на нас. Нас просто усыпили.

Кристина пожала плечами.

— Этим людям неважна правда, им нужно оправдать ужесточение диктата системы.

— Системы? — спросил Фуэнтес. — Но какой системы? Девушка вздохнула.

— Мы и сами пока не знаем, — сказала она, — а если расскажем, то вы не поверите. Честно говоря, мы и сами не верим до конца. Возможно, потом вы узнаете. Пока могу сказать одно. Переговоры по североевропейскому транспортному коридору специально перенесли в гостиницу, чтобы на ваших глазах устроить внутренний переворот, а все протестующие были под действием психотропного вещества греларозол.

— Но кто за этим стоит? — спросил дипломат из Великоруссии, по фамилии Горчаков. — Неужели Турция? Это попытка продавить альтернативное направление для коридора?

Кристина вздохнула. Они должны были знать правду. В конце концов они донесут её до граждан своих стран и, возможно, уберегут их от участи Понти́и. Она должна им рассказать. Теперь на неё смотрели как на голос правды.

Судьба иронична с нами.

— Есть организация, — сказала девушка, — она желает проникнуть во все властные структуры. Не только здесь, но и по всему миру. В каждом государстве есть её эмиссары. То, что произошло здесь, это команда к активным действиям их спящих агентов, которые внедрены в спецслужбы, правительства, бизнес. Они повсюду. Их задача установить контроль над человеком. Только он сможет обеспечить выживание системы, основанной на эксплуатации и угнетении.

— Звучит как страшная сказка, — заметил Горчаков.

Кристина хмыкнула.

— Но это уже происходит, — добавила она, — сейчас, на ваших глазах. Превратить государство из защитника людей в инструмент подавления и контроля и распространить эту систему на весь остальной мир — вот их цель. Митинг тем временем, очевидно, подходил к кульминации. Толпа неистовствовала.

— Мы должны построить систему, основанную на контроле и порядке, — кричал оратор в микрофон, — мы должны стать примером всему миру, как можно построить мечту! Мы должны снова научить мир жить в контроле и порядке. Понти́я отныне станет земной колыбелью будущего мирового порядка. Свободного, демократического, основанного на счастье, трудолюбии, на триумфе нашей воли!

Зрители взревели аплодисментами. Как, однако, слаб человек, когда им повелевает более сильный человек, подумала Кристина.

— Так давайте же докажем на деле триумф нашей воли, — продолжал оратор, — отныне в нашей стране не станет Президента. Президенты, цари, императоры — это пережитки прошлого. Мы идем в будущее. Мы объявляем, что Понти́я преобразуется в Директорию. Директорию тех, кому вы сможете доверить себя, своих детей, детей своих детей. Директория не вернется к коррупции, Директория не вернется к политиканству, потому что вы, народ Понти́и, этого не позволите, а Директория это вы! Так построим же вместе безопасное и спокойное общество, не для себя, для всего мира. Дадим человечеству шанс на спасение, на мир, на справедливость, на безусловное счастье, на триумф человеческой воли!

Упомянутый народ подхватил лозунги и стал их монотонно повторять.

— Это же нацизм, — прошептал Фуэнтес, — чистой воды нацизм! Быть не может, чтобы остальной мир поддержал подобное! Мы обязательно подадим ходатайство! Никто из демократий не признает это!

— Уже признают, — мрачно произнесла Кристина, — и демократии тоже. Ведь любая демократия рано или поздно превращается в тоталитаризм. Властям демократий очень этого хочется. Посмотрите, им уже летят поздравительные телеграммы. Каждая из «демократий» на самом деле мечтает задушить свободу. Она её боится.

— Власть даже агнца превратит в волка, — пробормотал Верховский, — я слишком хорошо это знаю.

— Но ведь невозможно, чтобы граждане поддержали это, — возразил Фуэнтес, — мы решаем свою судьбу, на свободных и честных выборах.

Штильхарт громко усмехнулся.