Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

– Я понимаю. Ты тоже… извини меня. Сорвал тебе игру, да?

– Ничего. Пока он убрался, а там… там видно будет. И… кровь, говоришь? Мне ты роднее. И Женя. И Алиска, – Андрей вдруг фыркнул. – Знаешь, чего она отчебучила? Заявилась в пижаме. Что если он мне отец, а я ей дядя, то он ей дедушка. Представляешь?

– Как это? – не понял сразу Эркин и, тут же сообразив, покрутил головой. – Надо же придумать.

– Во хват девчонка, ничего своего не упустит и чужого прихватит, – смеялся Андрей.

Рассмеялся и Эркин.

– Да, смешно. Ладно, пошли спать, поздно уже.

– Пошли, – согласился Андрей.

Они одновременно встали и вышли из ванной.

В спальне было темно, но дышала Женя не по-сонному. Эркин привычно щёлкнул задвижкой, сбросил халат на пуф и нырнул под одеяло. Женя повернулась к нему и обняла, поцеловала в щёку.

– Устал, милый?

– Нет, Женя, что ты, – Эркин мягко обнял её, привлекая к себе. – Женя, я… я не знаю, что теперь делать.

– Ничего, – Женя снова поцеловала его. – Будем жить, как жили. Всё будет хорошо, Эркин.

– Ага-а, – протяжным, уже сонным выдохом согласился он.

Женя поцеловала его уже спящего и тихо вздохнула. Как-то оно всё теперь будет.

Тетрадь семьдесят четвёртая

122 год

Осень

Россия

Ижорский Пояс

Загорье

Беженское новоселье в «Холостяжнике» прошло шумно и весело. Гудели всем домом: ещё бы нет?! Ведь пустые квартиры остались только на верхотуре. Так что… кто вселился, кто вселяется, кто присматривается. В субботу после школы Андрей с Эркином ещё по магазинам ходили, покупали и затаскивали. Как муравьи. А в воскресенье пришли совсем рано, а дом уже шумит. Еле успели свалить всё принесённое, как в дверь зазвонили.

Народу пришло много: и из бригады Андрея почти все, и Колька с Миняем и Санычем, и из их класса. Андрей сам удивился, сколько у него оказалось знакомцев и друзей.

Обычная, знакомая уже по прошлым таким же праздникам, суета. Мыли и натирали полы, вешали карнизы и люстры, в ванной и на кухне шкафчики, полочки, вешалки для полотенец и всяких мелочей. В кладовке стеллаж и верстак, а в прихожей не просто вешалка, а целый шкаф, да ещё с антресолью. Гомон, весёлая ругань, обрывки песен… всё как у всех, как и положено. Потом сидели за накрытым прямо на полу угощением, и он благодарил всех пришедших к нему на новоселье. Ему удалось удержать голос, но глаза – сам почувствовал – предательски заблестели, и даже носом пришлось шмыгнуть.

Женя с Эркином хотели остаться, помочь убрать, но Андрей запротестовал:

– Нет уж, нет уж, я сам.

Женя, улыбаясь, погладила его по плечу.

– Хочешь хозяином себя почувствовать, да, Андрюша?

Он молча кивнул. Эркин крепко обнял его.

– Ну, на счастье тебе, брат.

– Спасибо, брат, – Андрей ткнулся лбом в его плечо, похлопал по спине. – Я зайду завтра.

– В любой час, Андрюша.

– В любой час, – повторил за Женей Эркин. – У нас ты всегда дома.

Андрей кивнул.

– Я знаю. Спасибо вам.

Женя поцеловала его.

– Спокойной ночи, Андрюша.

– Спокойной ночи.

– На смену не проспи.

– Ни в жисть. Спокойной ночи.

Закрыв за Женей и Эркином дверь, он выждал, пока они спустятся на пролёт, и вывернул до отказа задвижки обоих замков. Ну всё, да, надо ещё им с лоджии помахать.

Андрей быстро прошёл через кухню на лоджию и сразу увидел внизу Эркина и Женю. Они стояли и, запрокинув головы, рассматривали окна и лоджии. Увидев Андрея, помахали ему. Он помахал в ответ.

Ну, вот и они ушли, и небо уже тёмно-синее, и ветер заметно прохладный. Андрей вернулся в кухню и тщательно закрыл за собой дверь. Он один, в своём доме. На кухне занавески зелёные с золотистыми ромашками, а на плите чайник, ярко-красный, в белый горошек, и такие же кастрюли, он специально купил именно этот набор, чтоб никак не походил на тот, грязинский, он помнит голубые с чёрными пятнами отбитой эмали кастрюли, даже запах каши… Андрей тряхнул головой. Не обижайся, мама, я всё помню, но это уже моя жизнь.

Подарки большей частью уже разобрали, разложили, повесили и поставили, но в комнате громоздилась ещё вполне приличная куча вещей, ожидавших своей участи.

Андрей вытащил и развернул перину. Двуспальная ему ни к чему, а вот так сложить её вдвое по длине, то помягче будет. А под перину вот это покрывало, Женя говорила, ладно… вот тебе под спинку мягкую перинку, сверху на перинку белую простынку, вот тебе под ушки мягкие подушки, одеяльце на пуху и платочек наверху… смешно, но до сих пор помнит, мама читала, как же полностью? А! «Усатый-полосатый». Смешно. Всё погибло… ни перинки, ни простынки, ни подушки не видать, а усатый-полосатый… ну, усов, положим, нет, а полосатым походил, жив полосатый, и память жива…

Сделав постель, Андрей завёл подаренный на новоселье будильник – язва какая Лапин, морда веснушчатая, дескать, не проспи, ну, ему на смене отыграет, есть там зацепочки, чтоб прищучить шутника – и поставил на пол у изголовья, решив остальное разобрать завтра. Спешить-то ему некуда. А вот это… это сейчас. Он взял из кучи вещей книгу. «Дни поражений и побед. Роман-хроника». И на титульном листе неуклюжие, написанные с явным усилием буквы. «Андрею. Будь счастлив, друг. Семён.» И сегодняшняя дата. Седьмое сентября сто двадцать второго года. Книга дорогая, он видел её в книжном магазине, четыре рубля без малого, для Семёна – большая трата. Но смотри, как догадался, не посуду, не что другое по хозяйству, а книгу на новоселье подарить. Андрей положил книгу возле будильника – ляжет и почитает немного – и оглядел комнату. Ладно, эту он по-своему сделает, опять же спешить некуда и незачем, читать и писать пока на кухне можно, а уроки он вовсе у Эркина делать будет, неохота ему эту «стенку», как все про неё толкуют, что холостяку самое оно, вот неохота и всё! Ладно, подумаем, прикинем, в Сосняки съездим…

Зато ванная сделана – ни убавить, ни прибавить, брат старался, не кто-нибудь! Андрей разделся и встал под душ, задёрнул полупрозрачный сине-зелёный занавес и пустил воду.

Смыть пот и грязь, конечно, приятно, кто спорит, но и полоскаться, как Эркин, который, дай ему волю, сутками бы из воды не вылезал, он не может. А – вдруг подумалось – может, Эркин и вправду из морских или там озёрных индейцев, есть же такие, или были, и это у