Заветы Ильича. Сим победиши - Владлен Логинов

«Создаваемый сверху вниз секретарский аппарат, все более и более сомодовлеющий, стягивает к себе все нити». Это неизбежно убивает у хозяйственников инициативу и чувство личной ответственности, порождает у партийных работников, входящих в аппарат государства и партии, отказ от собственного мнения, по крайней мере открыто высказываемого, а у рядовых членов партии — пассивность и апатию»1.

В этом контексте Троцкий излагает и свою версию кадровых перестановок в Реввоенсовете, предложенных ЦК на сентябрьском пленуме, которые, по его мнению, направлены на изоляцию «руководящего органа» РККА и «ударяют по моральному сплочению армии»1241 1242.

В заключение, обращаясь ко всем членам ЦК и ЦКК, Троцкий заявлял, что наиболее безболезненным «выходом из положения явилось бы осознание нынешней руководящей группой всех последствий искусственно поддерживаемого ею режима и искренняя готовность содействовать переводу партийной жизни на более здоровые рельсы. В этом случае методы и организационные формы для перемены курса нашлись бы без труда. Партия вздохнула бы с облегчением»1243.

В соответствии с существовавшим порядком, Троцкий направил свое письмо в Секретариат ЦК для рассылки членам ЦК и ЦКК На следующий день, 9-го, по указанию Молотова, на ротаторе распечатали 125 копий этого письма и одну тотчас послали Сталину, а 10-го 12 экземпляров роздали членам Политбюро и президиума ЦКК1244.

Судя по обмену записками между Рыковым и Троцким, для обсуждения письма поначалу предполагалось провести «частное совещание членов Политбюро» или «устроить совещание с некоторыми членами ЦК». Вероятно, поэтому 11 октября Политбюро, с согласия Троцкого, решило отложить дальнейшую рассылку, приняв к сведению его информацию, что сам он успел ознакомить с письмом лишь узкий круг единомышленников, которые не являлись ни членами ЦК ни ЦКК1245.

Однако круг лиц, ознакомившихся с письмом Троцкого, оказался гораздо более широким. И хотя Троцкий решительно отрицал какие-либо шаги, направленные к его распространению, уже 14 октября бюро МК РКП(б) приняло постановление обсудить оный документ, являющийся, «по сути дела, платформой, на основе которой делаются энергичные попытки к образованию фракции»1246.

На следующий день, ссылаясь на эти постановления, Политбюро ЦК решает разослать письмо Троцкого всем членам

ЦК и ЦКК, а Президиум ЦКК, тогда же — 15 октября, принимает резолюцию, в которой указывает, что «разногласия, перечисленные тов. Троцким, в значительной степени искусственны и надуманы, и что т. Троцкий неосновательно заостряет обычные во всякой коллективной работе разногласия». И хотя партия стоит перед фактом попытки «организации фракции», Президиум ЦКК убежден, что «на данной стадии развития разногласий все они могут и должны быть изжиты внутри ЦК и ЦКК», а посему все получатели письма Троцкого обязаны не выносить эти разногласия за рамки ЦК и ЦКК1.

Но было уже поздно. В этот же самый день, 15 октября, в Политбюро ЦК поступило «Заявление 46-ти», которое — хотя ни разу не упомянуло о письме Троцкого, фактически вывело дискуссию за пределы и ЦК и ЦКК. Причем сбор подписей под этим документом был начат еще 11 октября.

«Начавшийся с конца июля этого года хозяйственный и финансовый кризис, со всеми вытекающими из него политическими, в том числе и внутрипартийными последствиями, — говорилось в “Заявлении”, — безжалостно вскрыл неудовлетворительность руководства партии как в области хозяйства, так и особенно в области внутрипартийных отношений»1247 1248.

Кратко повторив критику проводимой экономической политики, содержавшуюся в письме Троцкого, «Заявление» делало особый упор на положении внутри РКП(б), где происходит «все более прогрессирующее, уже почти никем не прикрытое разделение партии на секретарскую иерархию и “мирян”, на профессиональных партийных функционеров, подбираемых сверху, и прочую партийную массу, не участвующую в общественной жизни.

…Режим, установившийся внутри партии, совершенно нестерпим; он убивает самостоятельность партии, подменяя партию подобранным чиновничьим аппаратом, который действует без отказа в нормальное время, но который неизбежно дает осечки в моменты кризисов…»

В качестве выхода из создавшегося положения предлагалось «созвать совещание членов ЦК с наиболее видными и активными работниками с тем, чтобы список приглашенных включил в себя ряд товарищей, имеющих взгляды на положение, отличные от взглядов большинства ЦК»1249.

Среди подписавших этот документ как раз и были люди, достаточно известные в партии и лично и по занимаемым постам, а также по своему хроническому несогласию с «взглядами большинства ЦК».

А. Бубнов заведовал в это время Агитпропотделом ЦК РКП(б), Е. Преображенский председательствовал в Финансовом комитете ЦК РКП(б) и СНК, А. Белобородов являлся наркомом внутренних дел РСФСР, И. Смирнов — наркомом почт и телеграфов СССР, Л. Серебряков — замнаркома НКПС, Н. Осинский — замнаркома земледелия, профессор-аграрник В. Максимовский — замнаркома просвещения, Рафаил (Фарб-ман Р.Б.) — заведующим московским отделом народного образования, Г. Пятаков — зампредом Госплана, В. Смирнов — членом президиума Госплана, Т. Сапронов — председателем президиума ВЦСПС, В. Косиор — главным редактором газеты «Труд», И. Стуков — редактором «Московского рабочего», Л. Сосновский — главным редактором «Бедноты», А. Ворон-ский — редактором журналов «Красная новь» и «Прожектор», Н. Муралов командовал Московским военным округом, В. Антонов-Овсеенко был начальником Политуправления Красной Армии. Подписали «Заявление» и несколько партийных и хозяйственных работников Украины, Урала, Курска и т. д.

Надо сказать, что особого единомыслия среди них не было. Подписывая «Заявление», кто-то оговаривал свое несогласие с оценкой хозяйственного положения в стране, другие решительно не соглашались с анализом внутрипартийного положения. Но все сходились в одном: как написал Бубнов — «состояние партии требует принятия радикальных мер, ибо в партии в настоящее время неблагополучно»1.

Знал ли об этих событиях Владимир Ильич? Ответить определенно на этот вопрос крайне сложно. Известно, что каждый раз, возвращаясь из Москвы, Надежда Константиновна и Мария Ильинична, за обедом или за чаем, оживленно обсуждали все столичные новости. И врачи еще в конце августа записали, что Ленин внимательно вслушивался в эти разговоры и, «судя по мимике, жестам, интонациям, он несомненно понимает многое»1250 1251.