Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки - Роберт Сапольски

А тем временем нижестоящие имеют возможность пребывать в добром здравии, если они: а) заведут себе много партнеров по грумингу и/или б) найдут нижестоящего, на котором будут срывать злость.

Так как же ранг влияет на физиологию у животных? Это зависит от понимания принадлежности к тому или иному рангу у особей данного конкретного вида или социальной группы, а также от личностных черт, определяющих восприятие своего положения в иерархической системе. А как у людей?

Люди по-разному ощущают себя в разных иерархических ситуациях, но подходящих исследований в нейробиологии – кот наплакал. Вернемся к ориентации на социальное доминирование (ОСД), о которой я рассказывал в предыдущей главе, т. е. к тому, насколько люди ценят власть и престиж. В одном из исследований участникам показывали человека, испытывающего эмоциональные страдания. Как мы знаем из главы 2, в этот момент активируется передняя поясная кора и зона островка, т. е. мы сопереживаем и чувствуем отвращение к тому, что является причиной страданий. Но чем выше показатели ОСД, тем слабее активация этих двух участков мозга. Те, кто особо ценит власть и престиж, похоже, не слишком склонны сопереживать своим менее удачливым собратьям{712}.

А как насчет корреляции физиологических проявлений и статусного положения? Во многих отношениях мы более тонко устроены, чем другие приматы, в некоторых же смыслах – наоборот.

В двух исследованиях для участия в экспериментах привлекли высокостатусных правительственных чиновников и военных (в звании выше полковника). По сравнению с контрольной группой низкостатусных людей у испытуемых были более низкий фоновый уровень глюкокортикоидов, меньшая – по их самоощущению – тревожность и повышенное ощущение контроля ситуации (это не говорит ничего о том, что является причиной, а что следствием: чин или бесстрастный характер){713}.

Совсем как у павианов. Но было еще кое-что интересное. Авторы эксперимента разбили вопрос о статусном положении на три части: а) сколько людей в организации имеют более низкий, чем у респондента, ранг/чин; б) сколько у респондента самостоятельности (например, может ли он нанимать или увольнять людей); в) сколько людей у него в непосредственном подчинении? И тут оказалось, что низкий уровень глюкокортикоидов и тревожности соотносятся только с первыми двумя составляющими статуса: множество низших по чину и значительная автономия. Как только появляется много непосредственных подчиненных, хороших показателей уже не будет.

Как тут не вспомнить стоны руководителей, что у них, мол, не одиннадцатьдесят[387] подчиненных, а одиннадцатьдесят начальников. Чтобы с физиологической выгодой для себя воспользоваться статусом начальника, нужно перестать напрямую иметь дело с подчиненными – гораздо лучше величаво скользить сквозь рабочее пространство, будто властитель вселенной, и чтобы халдеи и прислужники, с которыми вы никогда не общаетесь, только льстиво улыбались. Дело не в чине, а в том, что чин от нас требует.

В каком смысле у людей (по сравнению с другими приматами) прослеживается более явственная связь между рангом и здоровьем?{714} А в таком, что люди, в отличие от приматов, изобрели самую изощренную статусную пирамиду – социоэкономическую (СЭС). Множество исследований посвящено корреляциям здоровье/СЭС и тому, что продолжительность жизни ниже, а смертность от болезней выше в группах скудного достатка.

Давайте кратко обрисуем эту обширнейшую тему, которую мы рассматривали в главе 9:

а) Что является первопричиной: бедность или слабое здоровье? С огромным перевесом в доказательствах – бедность. Вспомним, что внутриутробное развитие в условиях низкого СЭС с большей вероятностью предвещает не очень крепкое здоровье во взрослой жизни.

б) Неверно утверждать, что у бедняков плохое здоровье, а все остальные не болеют. Каждая следующая ступень вниз по лестнице СЭС означает соответствующее ухудшение здоровья.

в) Проблема не в том, что у людей с меньшим достатком ограничен доступ к лечебным учреждениям. Показатели ухудшения здоровья наблюдаются и в странах с общегосударственной системой здравоохранения, и в случае тех болезней, распространение которых не связано с доступом к медицинским услугам.

г) Примерно лишь треть показателей повышенной заболеваемости объясняется неблагоприятными условиями проживания, большим воздействием факторов риска (например, загрязненного воздуха) и затрудненным доступом к системам поддержки здоровья (например, к членству в фитнес-центрах).

д) Градиент ухудшения здоровья, вероятно, связан с психологическими последствиями СЭС: а) субъективное восприятие своего СЭС предсказывает показатели здоровья с такой же точностью, как и объективная его оценка, а это значит, что дело не в том, что человек беден, а в том, что он ощущает себя таковым; б) независимо от абсолютных доходов, чем сильнее социальное неравенство – т. е. чем чаще бедных тыкают носом в их несостоятельность, – тем круче градиент падения здоровья; в) значительное неравенство в обществе ведет к снижению социального капитала (доверия и чувства своей значимости), а это уже является прямой причиной ослабления здоровья. По совокупности перечисленные данные говорят о том, что психологический стресс, связанный с низкостатусным положением, ухудшает здоровье. Подтверждением этому служат результаты исследований по тем болезням, которые особенно сильно зависят от стресса (сердечно-сосудистые, желудочно-кишечные, душевные расстройства), именно они дают самый заметный градиент СЭС/здоровье.

Взаимосвязь СЭС и здоровья наблюдается повсеместно – невзирая на пол, возраст или расовую принадлежность. Она не зависит от принятой системы здравоохранения. Она присутствует и в этнически однородных обществах, и в раздираемых этническими конфликтами. Ее легко заметить как в обществах с капиталистическим кредо «лучшая месть – жить хорошо и успешно»[388], так и там, где руководствуются принципом «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Когда люди додумались до неравного распределения материальных благ, они тут же начали притеснять низших рангом с невиданным в мире приматов энтузиазмом.