Суворов - Андрей Богданов

Александр Васильевич повелевал «караул содержать весьма строго… недреманно и осторожно, дабы из добрых солдат не сделать худых и за какую оплошность не подвергнуть себя… взысканию». От командиров требовалось, чтобы в любой момент, когда придется строить «фронт», солдаты были молодцеваты и подтянуты. Они должны были выглядеть как те игрушечные солдатики, которыми любили забавляться высокие особы по всей Европе: с белыми пудреными головками, косичками, бантиками, галстуками и прочей дребеденью, не имевшей для военного дела никакого смысла.

Бессмысленность украшательств, отнимавших у солдат много времени и мешавших на войне, была осознана позже. В 1760-х гг. Суворов полагал эту мишуру существенной частью солдатской службы. Чтобы солдат в любую погоду был готов выскочить из караульни и стать во фронт, полковник требовал от офицеров, сержантов, капралов и ефрейторов заботиться о его внешнем виде, особенно о прическе: «бело напудренных» буклях и косичке днем, пока охраняемая особа не пойдет спать, «не напудренных буклях» ночью. Букли и косы солдаты носили даже в деревне, в любую погоду.

Парик солдату (в отличие от знатных особ) был не положен. Вид парика должны были иметь собственные волосы, с приплетенной к ним на лентах косичкой на проволочной основе. Суворов делился своим опытом ношения форменной прически в главе «О убранстве и чистоте». Букли заботили Александра Васильевича в первую очередь, потому что были видны всегда и, в отличие от привязной косы, нуждались в постоянном уходе, — как и усы, положенные отборным солдатам-гренадерам. Во второй части главы, где полковник раскрывает содержимое солдатского подсумка и карманов, средства по уходу за прической названы сразу после необходимого для работы с ружьем.

Головные уборы: гренадерские шапки и колпаки, мушкетерские шляпы, — предписывалось носить с лихостью, набекрень, скошенными направо. Сшитая из плотного зеленого сукна на красной подкладке форма носилась слоями, в зависимости от времен года. Слои по погоде расстегивались (они были на крючках), и отворачивались (для крепления отворотов на форме были пуговицы). Летом с относительно легким нижним камзолом полагалось надевать и легкие белые штаны. А осенью и зимой, когда поверх камзола носили плотный кафтан, штаны полагались зимние — толстые красные. Зимний наряд при необходимости утеплялся длинной, до пят, епанчой: широким василькового цвета суконным плащом на крашеной полотняной подкладке.

По погоде солдаты носили и обувь: башмаки со шнурками и штиблетами или сапоги выше колена. Они утеплялись соломой или ватой. Сапог солдаты имели по одной паре, башмаков — по две. «В сухую погоду надевать штиблеты и башмаки, а сапоги в одну грязь, в походе же — как приказано будет», — предписывал Суворов. Как и башмаки, солдаты «сапоги переменяли с одной ноги на другую, чтоб они не сносились и в ходьбе ног не потерли». «Для чищенья обуви» в сумке каждого солдата всегда должны была иметься «щеточка и ступочка ваксы».

Только в карауле, большом полковом строю и в церкви следовало носить красный шерстяной галстук «с тонкою белою полотняного обшивкою». Повседневно полагался «галстук шириною в вершок (4,4 см. — Авт.) волосяной черной с тонкою кожаною черною обшивкою на 4-ю долю вершка; оба застегивались сзади, на пряжку под косой. Ворот рубашки или манишки, в отличие от манжет из “тонкого полотна в вершок”, не должен был виднеться из-под галстука. Но все равно “во всяком карауле, большом полковом и церковном строях” Суворов предписывал “быть всегда в белой рубашке или манишке, в прочее время, хотя не в белой, однако чистой. Сверх того иметь белую рубашку или манишку в запасе”».

Масса трудов была связана с уходом за белыми ремнями: портупеей, на которой висел на левом бедре тесак, и перевязью от подсумка для боеприпасов. Тщательно белить и лощить требовалось также ремни, крепившие за плечом пехотинца туго свернутый «изнанкою внутрь» плащ.

Особых забот требовали короткие (чуть ниже колен) штаны-кюлоты, хлопчатобумажные чулки, которые следовало «вытягивать крепко и подвязывать за коленом», к башмакам штиблеты (голенища на пуговицах, надеваемые с башмаками) с выступавшими из-под их верхнего края штибель-манжетами, кафтаны и камзолы (которые следовало латать тканью того же цвета), плащи, пристраивание которых на ремнях за спиной было целой наукой, наконец, начищенные до блеска тесаки и ружья.

Вопреки мнению, что ружья в русской пехоте уродовали, начищая канал ствола битым кирпичом, спрямляя приклад (для более удобного взятия «на караул») и выдалбливая деревянные части, чтобы поместить в них брякающие предметы, Суворов требовал заботиться о ружье как о боевом оружии. Для «блистания» на караулах и парадах железо начищалось снаружи, а греметь — следовательно, болтаться — ничто было не должно. Аналогичную картину мы наблюдаем и в «Инструкции полковничьей пехотному полку», составленной в 1764 г. шефом Черниговского мушкетерского полка генерал-майором А.И. Бибиковым.

Иначе быть и не могло. Опыт Семилетней войны, обобщенный в Уставе пехотного строя 1763 г., в создании которого принимал участие Василий Иванович Суворов, пожалованный чином генерал-аншефа[16], требовал от пехоты быстрого, точного и эффективного огня. Для этого в 1763 г., с немалыми казенными расходами, для армии была создана нового образца фузея (род мушкета), поступившая в войска, когда Суворов обучал Суздальский полк.

То, что пехота все равно стреляла недалеко и неточно, было связано со свойствами гладкоствольного оружия, а не нравами командиров русской армии, якобы заставлявших это оружие портить. При этом выбор в пользу быстро заряжаемых и простых гладкоствольных конструкций всюду в Европе делался сознательно: нарезные ио диагонали стволы были известны давным-давно[17]. Но массовым это оружие смогло стать, когда был изобретен новый способ воспламенения пороха (взрывом капсюля вместо поджигания искрами от кремня) и соответствующий ему унитарный патрон.

Непринятие на вооружение винтовок, эксперименты с которыми проводились с XVI в. по всей Европе (включая Турцию), не было связано с привнесенным историками представлением о «примитивности» солдат того времени. Да, Суворов получал в полк рекрутов, набранных из крестьян, которые в большинстве были неграмотными и даже не знали слов молитвы. «Например, немецкий, французский мужик, — писал он несколькими годами позже своему командующему генералу фон Веймарну, — знает церковь, знает веру, молитвы. У русского — едва знает ли то его деревенский поп. Поэтому мужиков учили у нас (в Суздальском полку) молитвам.