Суворов - Андрей Богданов

Несмотря на идеальное расстояние для залпового огня лучшей в Европе линейной пехоты, гарцующие на нашем берегу заболоченной речушки сербы и венгры оставались неуязвимыми. И многократно более сильный по численности противник, потеряв лишь мгновение при принятии решения об атаке в карьер, не мог сделать больше ничего!

«Мы почти ничего не потеряли, — констатировал Суворов, — от них же, сверх убитых, получили знатное число пленников». А ведь пруссаками командовали не новички: «при сих действиях находились их лучшие партизаны, и Финкенштейновым полком командовал подполковник и кавалер Рейценштейн — весьма храбрый и отличный офицер. Потом оставили они нас в покое».

Торжество идеи, что кто быстрей и энергичней атакует, тот побеждает, было полным. Однако годится ли эта мысль для пехоты? Суворов проверил это на себе в самых жестких условиях, при первой же возможности возглавив атаку пехоты на укрепленный по средневековому образцу городок Гольнау (Голнов). Штурм вышел кровавым, но успешным, а потери оказались не столь велики, как при «правильной» осаде. Но предоставим слово самому полководцу, вспоминавшему в автобиографии о событиях осени 1761 г.:

«В ночи прусский корпус стал за Голновым, оставив в городе гарнизон. Генерал граф Петр Иванович Панин прибыл к нам с некоторой пехотой. Я с одним гренадерским батальоном атаковал ворота, и, после сильного сопротивления, вломились мы в калитку, гнали прусский отряд штыками через весь город за противные ворота и мост, до их лагеря, где побито и взято много в плен. Я поврежден был контузией, в ногу и грудь картечинами; одна лошадь убита подо мной». Оказалось, что и в пехоте быстрота и натиск решают исход боя. Русские победили с минимальными потерями. Наибольшей опасности при штурме подвергались офицеры, на которых осажденные сосредотачивали огонь.

Тем временем война продолжалась. Корпус Платена и армия принца Вюртембергского не смогли помочь гарнизону Кольберга, вокруг которого Румянцев методично сжимал кольцо осады. 5 декабря крепость капитулировала. Была открыта дорога в Пруссию, которая, по словам Фридриха Великого, уже «лежала в агонии, ожидая последнего обряда». Ее хваленые войска и прославленные генералы были биты. Русская армия, вступив в войну неподготовленной, имела уже опытных бойцов, в ней выдвинулись талантливые командиры.

Покрыл себя славой Петр Румянцев. Александр Суворов, приучивший солдат атаковать холодным оружием, по отзыву Берга «против неприятеля поступал с весьма отличной храбростью», был «быстр при рекогносцировке (в разведке), отважен в бою и хладнокровен в опасности». Генерал-фельдмаршал Бутурлин писал Василию Ивановичу Суворову, что его сын «у всех командиров особую приобрел любовь и похвалу… себя перед прочими гораздо отличил».

Фридрих Великий писал, что «только судьба может меня спасти». И судьба вмешалась в события. 25 декабря 1761 г., через 20 дней после взятия Кольберга, умерла императрица Елизавета Петровна. На престол вступил ярый поклонник прусского короля и прусской военщины Петр III. Семилетняя война закончилась предательством: Петр III заключил с Пруссией союз. В январе 1762 г. Салтыков был вновь назначен главнокомандующим, став невольным участником позорного мира и сговора с пруссаками против бывших союзников.

Фельдмаршал старался от помощи Фридриху уклоняться, но смог покинуть армию только в августе 1762 г., после воцарения Екатерины II, когда император был свергнут разъяренной гвардией. Отец Суворова, снятый с поста генерал-губернатора завоеванной части Пруссии и высланный губернатором в Тобольск, прибыл в Петербург. Он активно выступил на стороне императрицы. В ходе дворцового переворота, когда гвардейцы с омерзением сбрасывали с себя узенькие многоцветные мундиры прусского образца и надевали старые темно-зеленые, введенные еще Петром I, Василий Иванович был пожалован высокой честью: получил от «матушки-императрицы» чин премьер-майора лейб-гвардии Преображенского полка.

Честь эту В.И. Суворов тут же оправдал. С отрядом гусар он нагрянул в Ораниенбаум, где квартировали верные Петру III войска, без боя разоружил голштинских солдат, арестовал их офицеров и генералов, а заодно пресек возможность грабежей. В первый же день Суворов-старший составил опись дворцовых сумм и имуществ. На следующий сделал разбор арестованных, из которых российских подданных привел к присяге императрице Екатерине, а голштинцев посадил на суда и перевез в Кронштадт для высылки из страны в немецкий порт Киль. Из выданных ему на расходы 7 тысяч руб. В.И. Суворов представил более 3 тысячи экономии: потрясенная его честностью Екатерина II вынуждена была лично ему эти деньги подарить.

Честнейший и «без лести преданный» Василий Иванович стал не слишком заметным со стороны, но важным для нового правления человеком. Он занимался, в частности, делами Тайной канцелярии, прежде всего — борьбой с заговорами. Его строгость и распорядительность позволяла молодой Екатерине чувствовать себя в безопасности. В то же время она могла при желании отмежеваться от строгости мер охраны порядка, которые Суворов по необходимости принимал. Вот как, по обыкновению чуть жеманно, выражалась императрица: «Суворов очень мне предан и в высокой степени неподкупен: без труда понимает, когда возникает какое-либо важное дело в Тайной канцелярии; я бы желала довериться только ему, но должно держать в узде его суровость, чтобы она не перешла границ, которые я себе предписала».

Суворов-младший оставался в действующей армии. Политика его не касалась, но он уповал получить командование кавалерийским полком. Генерал Румянцев поддержал это стремление в реляции императору Петру III от 8 июня 1762 г. о производстве Суворова в полковники кавалерии. Однако на дворе уже стояло лето 1762 г. Военной необходимости, заставлявшей употреблять офицеров там, где они могли больше всего принести пользы, при дворе не ощущалось.

В Петербурге на первый план вышла тема личной преданности императрице Екатерине. Сын Василия Ивановича, в августе 1762 г. присланный в северную столицу с депешами от генерала графа Панина, был по определению ей предан. В.И. Суворов с Сенатом и гвардией готовился к путешествию на коронацию Екатерины в Москву. В Петербурге оставался для поддержания порядка Астраханский пехотный полк. Александр Васильевич был «ее императорским величеством произведен в полковники следующим собственноручным указом: Подполковника Александр Суворова жалуем мы в наши полковники в Астраханский пехотный полк»[14].

Получив под команду полк, Суворов на 33-м году жизни мог показать, какой он себе представляет образцовую воинскую часть. Обучение военному искусству велось именно по полкам. Полковники создавали в дополнение к войсковым уставам свои инструкции. Различались в полках даже молитвы. Переведенных в полк из другой части переучивали. «Семьей» солдата было капральство, основной учебной, караульной и боевой единицей — рота. Но могучим «телом», состоящим из многих «частей», являлся полк. Душой полка, «просвещающей» его «матерое тело», являлось, по убеждению Суворова, «наблюдение нужных военных правил».