Книга Евы - Мариан Фредрикссон

По дороге проклятое беспокойство то и дело возвращалось к ней, но в основном ей удавалось справиться с ним. А когда она вошла в падающую от горы тень, то почувствовала гордость: она действительно достигла горы прежде, чем солнце коснулось ее южного склона. Еще час пути наверх – и оно уже не будет таким жарким, правда, если она выдержит темп; а потом солнце окажется прямо на юге, на откосе.

Почему он не хотел? Сказки, которые он рассказывал детям, о чем они были? Она должна попытаться вспомнить их точно и в деталях.

Но память увиливала, ей удалось удержать лишь обрывки:

…царская дочь (ой, сердце забилось сильнее)… хитрый маленький мальчик, обманувший злого великана…

Возможно, в его выдумках были осколки реального прошлого. «Злой великан» – да это же вожак стаи!

Сейчас она почти слышала голос мужа из старых детских сказок. И там, в дремучем лесу, жил злой человек, и течка у него была велика, и фаллос его, как извивающийся змей. «Дорогой, дорогой, – думала женщина. – Как я смогу объяснить, что не зол тот, кто не может отличить добро от зла? Для тебя, Адам, важно понять это, потому что злом, возможно, был твой отец».

Важно знать свое детство не только для того, чтобы суметь воссоздать в голове карту жизни. Конечно, хорошо знать, что происходило. «Но для меня самым важным в этом походе было то, что я примирилась с тем, что было», – думала она.

– Конечно, и до мужа моего дойдет это чувство, – сказала она громко сама себе и, бросив взгляд на открывающуюся впереди степь, отправилась дальше.

Солнце поблескивало в лужах, пахло мокрой землей, трава поднялась после дождя, зеленая, напряженная и полная новых надежд.

Она отряхнула с себя эти странные вопроси: прочь из головы! Будет еще время разобраться во всех сложных вещах. Может быть, позже она сумеет сложить вместе осколки своих и его воспоминаний, в. тогда возникнет общая картина прошлого, с которой он примирится и которую полюбит.

Шаги ее стали легче, но гора впереди все росла и росла. Ева сейчас шла с запада, ей предстояло пройти еще немалый путь вдоль подножия, а там найти звериную тропу, ведущую к ложбине. Если она успеет добраться до вечера, значит, все хороню.

По дороге проклятое беспокойство то и дело возвращалось к ней, но в основном ей удавалось справиться с ним. А когда она вошла в падающую от горы тень, то почувствовала гордость: она действительно достигла горы прежде, чем солнце коснулось ее южного склона. Еще час пути наверх – и оно уже не будет таким жарким, правда, если она выдержит темп; а потом солнце окажется прямо на юге, на откосе.

Теперь же надо добраться до нижней ложбины, где они однажды говорили о том, как начали постигать слова, и там сделать послеполуденный перерыв.

Но пока Ева шла на восток вдоль подножия горы, напряженно ища глазами звериную тропу, ведущую вверх. И скоро без труда отыскала ее. Она вновь почувствовала себя хорошо, сделала несколько глубоких вдохов, собираясь с силами и ощущая в себе радость. Теперь дорога домой была проста, ничто не должно случиться, хотя остаток пути потребует от нее упорства. Вначале она несколько раз путалась на протоптанных животными диких тропинках, по которым порою приходилось просто карабкаться с огромным трудом. В конце концов ей пришлось сдаться, чтобы зря не растрачивать силы, и снова выйти на петляющую дорогу, более длинную, но менее крутую.

Она упорно и медленно двигалась вверх. «Как этот бесконечный подъем изнуряет сердце, – подумала она, прислушиваясь к тяжелым и частым ударам в груди. – Но сил у меня хватит».

Я все рассчитала правильно, мысленно одобрила она себя, добравшись до ложбины с низким лесом и источником. Ведь еще до того, как она оказалась здесь, вышло солнце, радостно и сильно осветило зелень, которая уже после полудня станет обожженной и злой.

Она снова здесь и снова вспоминает: именно здесь – как ей казалось, всего лишь несколько дней назад – они с мужем рассуждали о словах в полной уверенности, что сами их создали. Как это было восхитительно – ощущать тайный союз с землей и лекарственными травами.

Тогда ей казалось, что они доверительно нашептывали ей свои имена. Но теперь-то она знала: слова уже жили в ней, однажды произнесенные матерью и оставшиеся в подсознании.

Но быть может, у нее никогда не было союза с землей? А быть может, она теперь потеряла его? Она посмотрела на кусты дрока в горной расщелине, на мальвы, все еще цветущие. Они оставались прежними и все-таки казались чуть-чуть холоднее. Расстояние между ними и Евой увеличилось, доверительность уменьшилась.

«Просто я стала другой», – подумала она. И вдруг: доверие, доверие.

И тут она неожиданно заметила – мальвы улыбаются ей.

Она достала мешочек с едой, которой ее щедро снабдили скотоводы. Снедь была вкусной: холодное мясо, сушеная смоква, кусочек мягкого запеченного сыра – конечно, на этот раз она будет сыта. Рядом источник со свежей водой – можно напиться вдоволь. Она вспомнила, что обязательно нужно наполнять кожаный мешочек водой, перед тем как лезешь в горы.

Оставшийся отрезок пути придется попотеть. Подорожник у источника напомнил ей о ране на руке, она посмотрела: там не осталось даже корочки, рана зажила с удивительной быстротой, и она в глубине души догадалась, что это было связано с Белым Светом, царящим в краю ее детства. И даже не столько с ним самим, а с забытьём, возникающим при этом Свете. Там забывают следить за недугами и ранами, а то, что забывается, исчезает. Как сказал у дерева тот человек: «То, чего не осознаешь, не существует».

Так не существовало и шамана для ее мужа там, дома, думала она. А что случится, если старик вновь пробудится к жизни? К ней опять вернулось беспокойство.

Но она сумела прогнать его.

«Здесь, – подумала она. – Сейчас. Не прежде, не потом».

Простое и трудное осознание понятий «здесь» и «сейчас», добытое в результате путешествия в царство детства, возможно, было самым важным. Именно это осознание, а не воспоминания и не сказки, и даже не чувство понимания и примирения с прошлым.

Познание дикого народа – вот что несла она с собою домой, чтобы начать новую жизнь.

– О Бог Адама, – сказала она громко. – Если у меня будет еще один ребенок, я знаю, что мне делать.

«Мне нечего бояться воспоминаний мужа, – подумала она, проглатывая последний кусок. – Я всегда имела власть над ним, сейчас я должна дать ему радость, научить его принимать ее такой, какой вижу сама».

Ева наполнила кожаный мешочек водой и отправилась дальше. Остаток дня прошел для нее в диком напряжении, в жаре и поту, стекавшем с ее тела ручьями. Черт возьми, как же ей было тяжело! Она была вынуждена часто делать небольшие остановки, чтобы глотнуть из кожаного мешочка воды – о Боже, воды! – и снова продолжить путь. Она перестала прикидывать расстояние до верхней ложбины: глаза все время заливало потом, да и дорота от этого короче не становилась…