Цезарь - Эдуард Геворкян

Есть о чем поразмыслить: конкурентность, состязательность, присущая римлянам, о чем писали и пишут историки древности и современности, в эпоху республиканского строя и без внутренних ограничителей (кроме как страха общественного порицания) позволили развиться не самым лучшим человеческим качествам. Многочисленные примеры, когда ради принципа легко жертвовали родными и близкими, хотя, надо и признать, также и собой, — образцы для будущих поколений манипуляторов. Для самореализации личности в условиях жесткого социального отсева порой возникают определенные благоприятные периоды. Однако трудно чем-то ограничить личность, единственным критерием для которой является успех любой ценой.

Но с другой стороны, именно римляне, преисполненные «гордостью за свой город и верой в его судьбу» дали образцы такого патриотизма, перед которым меркнет слава даже греков, которые, собственно, и создали это понятие. Вполне возможно, что именно свирепый римский патриотизм лежит в основе их побед: относительно новая общность, не имеющая исторических корней в Италии, компенсировала свою куцую историю бережным к ней отношением и болезненно воспринимала неуважение к ней.

Третья Самнитская война покончила с Самнитской федерацией. Рим окончательно покоряет Центральную Италию и обращают свой взор на Южную, которая в это время была обустроена греческими городами. Любопытно, что экспансия римлян, медленная и методичная, не выглядела столь эффективно, как завоевания Александра Македонского. Пока римляне безуспешно пытались вырваться из Кавдинского ущелья, Александр уже покорил все, что хотел покорить, и уже два года как покинул свою бренную плоть. Великий завоеватель после возвращения из Индии собирался двинуть свои непобедимые войска на Рим и Карфаген, дабы объединить все Средиземноморье в единое целое, но ранняя смерть помешала ему.

Римлянам повезло.

Греческие полисы, плотно заселившие Южную Италию, представляли собой разрозненные поселения, все время грызущиеся друг с другом. О какой-либо долговременной и устойчивой системе взаимопомощи говорить не приходилось, хотя формально они были объединены в союз. И когда воинственное племя луканов напало на город Фурий, то жители его имели неосторожность обратиться к римлянам с просьбой о помощи. Каковая помощь была Римом охотно предоставлена. И как уже становилось традицией, после изгнания луканов в городе разместился сильный гарнизон. Исключительно для блага жителей Фурия, как, наверное, объясняли римляне горожанам. Отсюда Рим собирался продолжить свою экспансию на юг. Но не тут-то было!

Крупнейшая греческая колония Тарент возглавляла довольно-таки хлипкий союз италийских греческих городов, и ей, естественно, появление такого плацдарма пришлось не по нраву. И когда жители Тарента вдруг обнаружил римские корабли в своей бухте, хотя им запрещено было плавать в этих водах договором двадцатилетней давности, то греческие суда тут же напали на них, некоторые потопили, одно захватили, другие смогли уйти. Не теряя времени, греки высадили десант в Фурии и изгнали римлян.

Такое не прощается, но Рим проявил осторожность. Было прислано посольство. Но встретили его, мягко говоря, неприветливо. Как пишет Аппиан, «с большим трудом и проволочками, они допустили послов на общее собрание, и, когда они выступили, стали издеваться, что они не всегда хорошо говорили по-гречески; смеялись они и над их одеждой и над пурпурной каймой. А некто Филонид, человек, ведущий себя по-шутовски и любитель поглумиться, подойдя к Постумию, главе посольства, повернулся задом и, наклонившись вперед и подняв свою одежду, сневежничал на одежду посла. И весь театр смеялся, как будто это было смешно. Постумий же, протянув запачканную одежду, сказал: «Большим количеством крови смоете это вы, радующиеся таким веселым зрелищам». И так как тарентинцы ничего не отвечали, послы удалились. А Постумий, не смыв бесчестия со своей одежды, показал ее римлянам».[15]

Отсмеявшись, тарентинцы вспомнили, что с римлянами шутки плохи. И вскоре убедились в этом. В 281 г. до P. X. в первом же приграничном сражении греки были разгромлены. Вообще-то греческие города не имели мало-мальски сильной армии и, как правило, заключали кратковременные военные союзы с теми, кто готов был сражаться за них, то есть фактически обращались к наемникам. На сей раз решили не скупиться и обратились к самому прославленному, а потому и дорогому — эпирскому царю Пирру.

Жизнь Пирра сама по себе достойна отдельной книги. Она похожа на авантюрный роман.

Пирр родился через пару лет после смерти Александра Македонского. Его отцом был царь Эпира, маленькой гористой страны на северо-западе Греции. Свои корни царский род возводил аж к сыну самого Ахилла, героя Троянской войны.

В то время как наследники Александра бурно и с кровью делили его наследие, отец Пирра имел неосторожность вмешаться в их распри. Он взял сторону Олимпиады, матери Александра, и после ее поражения сам потерял царство. Двухлетнего Пирра новый правитель распорядился убить, чтобы в будущем никто не претендовал на трон. Верные слуги спасают малыша и после опасных приключений вместе с ним оказываются в Иллирии, у царя племени тавмантов Главкия. Царь усыновляет мальчика. Пирр растет при его дворе, а когда ему исполняется тринадцать лет, Главкий, воспользовавшись беспорядками, вторгается в Эпир и возводит Пирра на царский трон. Но через несколько лет новые беспорядки, связанные с очередным переделом наследства Александра, лишают его царства.

Лишенный трона царь становится лицом без определенного места жительства. Но он с детских лет грезил войной и сражениями, завидовал славе Александра, изучал его битвы и для своих семнадцати лет был вполне зрелым воином. А поскольку войны между бывшими сподвижниками Александра не утихали, ему было куда приткнуться. Тем более что его сестра была замужем за Деметрием Полиоркетом, одним из полководцев Александра Македонского. Сражаясь в армии Деметрия, юный Пирр очень быстро продвинулся вверх, причем не благодаря связям, а продемонстрировав свои отменные качества не только воина, но и полководца. В 301 году до P. X. в Малой Азии в битве у города Ипса окончательно решилась судьба империи Александра Великого. На ее руинах возникли новые государства.

Поражение Деметрия при Ипсе в итоге привело к тому, что после заключения мирного договора Пирр в качестве заложника отбывает в Египет, ко двору царя Птолемея. Тут повторилась история Иосифа Прекрасного, правда, без библейского накала и драматизма, так как у Пирра, как говорится, стартовые условия были лучше. Через несколько лет он женится на дочери Птолемея и, воспользовавшись поддержкой тестя — деньгами и войском, — идет на Эпир и возвращает свой трон. Положение его неустойчиво: бывший правитель Неоптолем, родственник Александра, готов обратиться к союзникам и снова изгнать Пирра. И тогда юный полководец предлагает ему совместное правление, подобно тому, как два консула правят Римом. Неоптолем соглашается, и почти два года они правят вместе. В какой-то момент Пирру надоела эта неопределенность, и во время ничего не предвещающей беседы он внезапно закалывает мечом собеседника. Пирр объявляет, что Неоптолем коварно собирался отравить его, но не успел. Историки тех времен слабо верят в эту версию, но что сделано, то сделано.