Совок-10 - Вадим Агарев

в девяносто девять процентов, совершенно напрасно. Дубянскому так быстро о звонке не сообщат, а комитетовским соли на хер я еще до такой степени не насыпал. Разумеется, если не считать двух упокоенных мародёров. Которых ко мне вряд ли привяжут. Во всяком случае, они меня лютым врагом пока что не считают, чтобы в пожарном режиме реагировать на состоявшийся контакт.

— Про то, что дело по «ликёрке» в областную прокуратуру забрали, ты знаешь? — так же не глядя на меня, вполголоса спросил подпол.

— Знаю, что Кубасов с прокурором увезли дело в область. То, что у них его забрали, точно не знал, но понимал, что заберут, — начал я отвечать, — Еще мне известно, что в обкоме сегодня планировалось межведомственное совещание по данному делу, — осторожно продолжил я, — Но состоялось оно или нет, мне так же неизвестно. И уж, тем более, мне неизвестно, о чем там шла речь, и какие решения были приняты.

— А как тебе может быть это известно, лейтенант, если ты на службе не появляешься⁈ — издевательски хмыкнул Дергачев, — Ты почему сегодня в райотделе отсутствовал? Ты, Корнеев, на службу забил и сам черт тебе не брат, да⁈

Мы стояли в беседке, расположенной посреди соседнего двора и подполковник шипел на меня, не повышая голоса. Выглядел он строгим, но всерьёз я его гнев не воспринимал. Вероятнее всего, Василию Петровичу хотелось смутить мой разум попрёками относительно сегодняшнего прогула и тем самым спровоцировать на какую-нибудь откровенность. Вот, значит, как оно получается! Дергачев почему-то считает, что я обладаю какой-то информацией, которая ему недоступна.

— Зря вы так, Василий Петрович! — по-детски обиженно загрустил я, — Вы же отлично понимаете, что будь я сегодня в РОВД хоть все сутки напролёт, никто мне ничего не сказал бы про то, что там было. Я так думаю, что и вы ничего не знаете про обкомовские посиделки. Это уровень секретариата обкома и начальников силового блока. Областного уровня, но никак не городского и уж, тем более, не районного. Это значит, что генерал Данков в курсе, что там обсуждалось и какое решение было принято. А полковник Дубянский, я думаю и даже в этом уверен, тоже ничего не знает.

Озираться нам теперь никакой нужды не было, поскольку незаметно подобраться ни с какой стороны к беседке было невозможно. Наверное, поэтому мы с Дергачевым напряженно смотрели друг другу в глаза. Мне показалось, что подполковник сейчас решает, а не принять ли мои слова за недопустимое хамство и с выгодой для себя оскорбиться? Или наплевать на условности субординации и продолжить конструктивный разговор с непонятным подчинённым.

— Уж никак не тебе, лейтенант, судить о моей осведомлённости! — угрюмо высказался начальник Октябрьского РОВД, — Ну да ладно, прав ты, ничего мне пока не известно. Обычно за день-два хоть что-то протекает, а тут всё стерильно! — от переполнявшей его досады он ткнул кулаком в деревянный столб беседки.

Было видно, что ударил он не в полную силу, но и этого хватило, чтобы крыша над нами содрогнулась, и мне захотелось из-под неё выйти.

— Так-то хрен бы с этим совещанием! — Дергачев машинально облизнул сбитые костяшки на кулаке, — Но земля моя, а потому мимо меня мешок с пи#дюлями никак не пронесут! Слушай, может, ты как-то попробуешь с Копыловым по-родственному поговорить? Пусть хотя бы намекнёт, чего ждать?

Неужели он действительно не понимает, что даже Сергей Степанович не допущен к тому, что сегодня обсуждалось в обкоме? Или же он настолько встревожен, что потерял способность здраво рассуждать? Вовсе не материалы уголовного дела по хищениям на ЛВЗ являются поводом для секретности сегодняшней сходки областников. Эти материалы для секретарей обкома и областных силовиков вторичны. Для них главное, это понять, что из дерьма дойдёт или уже дошло до Москвы. И как Москва будет реагировать на зловоние дошедшего.

А еще меня очень удивляет, что Дергачев не передал мне пламенного привета от генерал-майора Данкова. В уголовном деле я разместил две провокационных закладки и не отреагировать на них областные небожители не могли. И первым это должен был сделать наш с Дергачевым прямой начальник по линии МВД. Но Василий Петрович на эту тему сейчас молчит. Это означает то, что Данков его еще не пнул.

— Товарищ полковник, а вам известно, в котором часу началось у них совещание в обкоме? И когда оно закончилось? — замер я в ожидании ответа.

Если они собирались до обеда, то тогда я готов признать, что полностью утратил квалификацию министерского бюрократа и ничего в аппаратных играх уже не понимаю.

— Данилину было приказано прибыть в обком к шестнадцати часам! — удивлённо уставился на меня подпол, — А зачем тебе это знать? Какая разница, когда они заседали?

— Данилина запускали на совещание? — проигнорировал я вопрос шефа, — Он же не мог вам не доложить об этом!

— Нет, его не привлекли. Почти три часа он в отделе административных органов просидел. Но не понадобился! — настороженно ответил подполковник, — Совещание закончилось и его отпустили. Он в райотдел вернулся и доложил мне обо всём.

У меня отлегло от сердца. Во все времена меня больше всего пугало непонимание происходящих вокруг процессов. Разумеется, тех процессов, от которых в той или иной степени зависела моя судьба. Вот и сейчас был повод напрячься. Но, слава богу, как мне кажется, туман слегка развеялся.

— Значит так, Василий Петрович! — сел я на лавку и теперь мне приходилось говорить снизу вверх, — Завтра утром вам позвонит Данков и будет задавать вопросы про меня. Какие вопросы, я не знаю, да это и не важно! Вы скажите ему, что в виде поощрения за дело по «ликёрке» дали мне отгул. Скажите, что я попросил, а вы не отказали. Лады?

— Зачем тебе это? — недоверчиво посмотрел на меня подполковник, присаживаясь рядом на скамейку, — И откуда ты знаешь, что генерал мне позвонит и, что про тебя спросит? — он подозрительно придвинул своё лицо к моим глазам.

Я ненадолго задумался. Пуржить у меня сейчас не было никакой возможности. И надобности в этом тоже не было. Потерять союзника в лице Дергачева было легко, но при этом я ничего не выигрывал. Стало быть, надо колоться. Хотя бы частично.

— Они, если и посмотрели дело, Василий Петрович, то мельком и очень невнимательно! — начал я рассуждать вслух, заодно проговаривая и